– Это Квилла и Дзанг, - продолжал Синяев, убыстряя шаг, чтобы не отстать от чудовищ. - Они роботы, искусственные разумные существа, сделанные по образу и подобию своих творцов с планеты Пьерн. Очень древняя культура, цивилизация второго порядка поколения. В Галактике таких мало. Возможно, она уникальна.
Он сделал паузу, потому что бесплотное существо, выглядевшее на этот раз сказочным великаном, трехметровым атлетом с могучими мускулами, но перемещавшееся странной дергающейся походкой, будто был переодетой каракатицей, исчезло в одной из боковых дверей. Чудовища и люди остановились, но существо тут же вернулось с большим мотком толстой белой веревки через плечо, и отряд продолжал прерванное движение.
Синяев снова заговорил: - Вы привыкнете и к фантому. Он тоже робот, хотя и нематериален в том смысле, как вы это понимаете. Он не имеет постоянной формы, и при каждом изменении внешности у него целиком меняется все: и память, и программа, согласно которой он действует. Однако сменных программ у него не так много. А поведение Квиллы или Дзанга диктует одна-единственная - та, что вложена при создании. Она, конечно, не слишком жесткая. Квилла достаточно пластичен в отношениях со средой и другими разумными существами. Тем не менее это всего-навсего программа. Пусть она известна не всем, но она есть, она объективно существует. Так уж устроены роботы.
– Чем же мы хуже? У каждого из нас есть такая программа, - подумав, сказал Николай Бабич.
– У каждого из нас? - Синяев сделал ударение на последнее слово.
– Да. У любого человека.
– И кто, по-вашему, в нас ее вкладывает?
– Ясно, никто! Сначала она как зародыш, как семя растения, а потом она сама формируется с годами, сама себя формирует. Постепенно становится все более и более конкретной, более цельной. Вещи, которые казались случайными, приобретают новый смысл. Разрозненные события и поступки сливаются в единую линию. Вы разве не замечали?
– Не обращал внимания. Но что она собой представляет, эта программа?
– Естественно, у каждого свое. Из одинаковых семян тоже получаются разные растения. Одни очень красивые, другие уродливые. Но одинаковых не бывает. И хотя эта внутренняя программа…
– Внутренняя?
– Разумеется! Внешние обстоятельства только мешают ее выполнению. И хотя она не всегда и не сразу осознается, хотя она подобна непроявленной фотографии или изображению, летящему через космос в виде бесплотного волнового пакета, однако ее реальность не менее объективна, чем обычной программы, вложенной в компьютер.
– И что же это такое? Предначертание? Судьба? Цель жизни?…
– Можно сказать и так, но это не очень точно. Что такое цель, если она не поставлена? Лучше выразиться иначе - свобода.
– Что общего между свободой и целью?
– Они две стороны одного и того же. Например, какой-нибудь сосуд изнутри выглядит совсем не так, как снаружи. Однако это один и тот же сосуд. Внутренняя свобода - единственное средство достижения внешней цели. Или комплекс средств. А внутренняя цель - единственный источник и стимул внешней свободы. А свобода в целом - это когда ты идешь к своей цели, невзирая на все препятствия, обходя их и сокрушая… Как река, текущая к устью.
– Я?
– Например, вы. Вам-то все это знакомо из опыта.
– Вы так думаете?
– Убежден. Слава богу, я уже немного вас знаю.
– А если цель поставлена кем-то другим? Или другими? - спросил, помолчав, Синяев.
– Высшими силами? - усмехнулся Николай Бабич.
– Ну, можно назвать и так.
– Цель, не ставшая твоей собственной, не есть настоящая цель, - убежденно сказал Николай Бабич. - И вообще всякая явная цель. Она может быть только средством. Если ты стремишься к ней, ты не человек и даже не робот. Ты просто чей-то орган, чей-то манипулятор, чье-то орудие.
– Вы считаете?
– Конечно. К сожалению, часто так и бывает. Особенно на первых порах. И толкают тебя вовсе не высшие силы, а что-нибудь гораздо более прозаическое. Например, руководство. Или коллектив. Или семья. Или обстоятельства, наконец.
– Что значит "не человек"? И при чем здесь высшие силы?
– Ты остаешься человеком только в другие моменты, - попытался объяснить Николай Бабич. - В те минуты, когда тебя никто и ничто не программирует. Ведь такие есть всегда, и у кого угодно. Будь ты хоть рабом фараона…
– Не слишком ли сложно?…
– Сложно? Многие вещи только кажутся сложными, - сказал Николай Бабич. - Свобода, необходимость, судьба… И вообще, разве может быть сложным то, что есть? Предмет или явление существует, а мы его как-то описываем или объясняем. Наши объяснения и описания, действительно, могут быть сложными либо простыми, причем любое сложное объяснение с течением времени стремится сделаться проще…
– О, вы философ!
– Отчасти. Думаете, меня удивляют таланты вашего друга? - Николай Бабич показал на бесплотное существо. - Нет. Так ли она поразительна, способность принимать различные формы? Что в ней такого? Вспомните вчерашний день. Полиморфизм - извечное качество насекомых. Когда-то я много размышлял об этом.
– В связи с чем?
– Да так. Я думал о сущности религий…
– А что такое религия? - неожиданно спросил Синяев.
– Религия? - удивился Николай Бабич. - Грубо говоря, это как раз и есть учение о высших силах. И почти любая религия основана на вере в загробную жизнь. Человек рождается, живет, копошась в грязи, потом умирает, а его крылатая душа блаженствует в райских садах, среди цветения и благоухания. Где мог человек подсмотреть это? Только у насекомых. Сначала червь, копающийся в навозе. Потом куколка - разве не похоже на смерть? Наконец, прекрасная бабочка, которая порхает с цветка на цветок, собирая нектар и амброзию…
– Понятно. Но при чем здесь высшие силы?…
– В общем-то ни при чем, - согласился Николай Бабич. Он снова посмотрел на трусивших впереди страшилищ. - Для роботов, например, бесспорно, есть высшие силы: это те, кто вложил в них программу. Любопытно, что вы в данном случае не являетесь высшей силой, поскольку вы этой программы даже не знаете. Вот и возникает вопрос…
– Да?
– Вопрос простой, - сказал Николай Бабич. - Какого дьявола вы, земной человек, делаете в этой компании? И вообще - как вы в нее затесались?
Синяев ответил не сразу, и некоторое время они молча шли по бесконечному коридору, замыкая карнавальную процессию. Гулкое эхо шагов уже тогда делало происходящее весьма похожим на странный сон. Или даже на новую запись фантоматографа.
– Это старая история, - сказал наконец Синяев. - Она началась задолго до нашего с вами рождения. Случилось так, что корабль, на котором летели мои будущие родители, попал в аварию. Взрыв инвертора, как обычно.
– Все-таки инвертора?
– Да. Их вынесло на другой край Галактики, очень далеко от Солнечной системы. Они не были космонавтами и не знали никаких координат: ни Земли, ни места катастрофы, ни района, где очутились. Звездных карт при них не было. Да и вообще ничего не было, кроме аварийной капсулы. Положение казалось вполне безнадежным. Но их спасли.
– Каким образом?
– Неподалеку случайно оказался один звездолет, - объяснил Синяев.
– Вот, вот. Об этом я и говорил. Одна случайность, вторая…
– Это был корабль, принадлежавший Кругу, - продолжал Синяев. - Удача получилась взаимной. Кругу повезло тоже. Ведь разумных существ, похожих на нас с вами, не так много в Галактике. Во всяком случае, Круг пока не включает миров, заселенных ими.
– А Земля?
– По-видимому, она пока еще тоже вне Круга.
– Пока.
– Разумеется, - сказал Синяев. - Круг постоянно расширяется. Но космическая активность Земли, вероятно, не так высока. Она пересеклась с Кругом только в тот раз, чисто случайно.