— Ну, в отношении меня люди не правы, — сказал Тебос с легким смешком.
— Я — не то что иные чистильщики обуви, так и не научившиеся не оскорблять конкурентов своим чванством. Впрочем, этот парень — совсем другое дело: на его счету уже много убийств, которые произошли на корабле.
— Откуда тебе это известно, папа? Ведь до сегодняшнего вечера ты ни разу там не был.
— Я кое-что слышал, — неопределенно сказал Тебос. — И не забудь, что восемь наших лучших телохранителей остались сегодня там. Семеро из них пытаются изувечить друг друга, а восьмой не может двинуть пальцем. Поверь мне, этот Римо — страшный человек.
Елена промолчала. Кисть ее руки покоилась на хромированных перилах катера. Вдруг она почувствовала, как что-то влажное и холодное, как выпрыгнувшая из воды рыбешка, коснулось ее запястья. Елена отдернула руку.
— Ты говоришь о Скуратисе, папа, — сказала она. — Я не могу понять, чего ты от него хочешь.
— Ровно ничего, дорогая, — сказал Тебос.
Он смотрел прямо перед собой. Елене был знаком этот взгляд: через толщу дней, месяцев и лет отец смотрел вперед, в неведомое будущее, которое открывалось только ему. Легкая улыбка играла на его губах. Елена опять положила руку на перила и почти сразу же отдернула, ощутив то же прикосновение. Она посмотрела на пальцы, наклонилась над перилами, ожидая увидеть свесившийся за борт конец веревки. Вместо этого она увидела белозубую улыбку Римо, который приложил палец к губам, подавая ей знак молчать.
Она оглянулась на отца — не заметил ли он чего-нибудь? Но тот все еще созерцал будущее, в котором его мечты становились явью, его власть неоспоримой, а его верховенство — несомненным.
Елена перевела взор на воду за кормой: Римо не было. И ничего не было.
Может, ей это почудилось? Потом оглядела воду вдоль бортов катера — никакого следа.
Она улыбнулась своим фантазиям. Воображение и желание — сильно действующие наркотики. Теперь дочь лучше понимала своего отца с его тайными устремлениями.
Когда катер пристал к яхте, команда высыпала на палубу, чтобы помочь хозяину и его дочери перебраться на борт «Одиссея».
Елена задержалась на палубе, напряженно вглядываясь в воду. Померещилось, подумала она со вздохом. Однако в ее пальцах еще жило ощущение холода от влажного прикосновения.
Тебос разговаривал со штурманом катера.
— Отправляйся обратно, — сказал он, — отыщи этих кретинов на борту корабля и доставь их сюда.
— Где они могут быть, сэр?
— Скорее всего, сражаются с призраком на нижней палубе, — ответил Тебос.
Елена ушла к себе, не дослушав их разговора.
— Доброй ночи, папа, — бросила она на ходу.
— Доброй ночи, дорогая.
Тебос проводил ее взглядом. Высокая и статная, с легкой походкой, она была похожа на свою мать. Однако та была независимой женщиной, с деловой хваткой, обладала недюжинными способностями и судила обо всем безошибочно. Ее потрясающая красота приводила в такое смущение деловых партнеров, что они совсем теряли голову и предпочитали вести дела с Тебосом, а не с его женой, хотя голова у него работала отнюдь не хуже, чем у нее.
Елена унаследовала от матери ее ум и отчасти — красоту. Но ни от одного из родителей она не восприняла деловых качеств. Тебос мечтал о сыне, но тщетно; новорожденный умер вместе с матерью. Ни одна из последующих жен не подарила ему сына, который мог бы продолжать борьбу против Скуратиса. У него была только Елена. Тебос злорадно усмехнулся: у него есть дочь, а у Скуратиса нет никого! Его единственная дочь покончила с собой вскоре после того, как стала женой Тебоса. Это было одно из самых приятных воспоминаний.
Моторист катера снова завел двигатель и помчался через ночной океан обратно к «Кораблю Наций».
Тебос пошел спать. Завтра прибудет Скуратис, и все станет на свои места. Решительно все.
И он будет Первым. Никаких сомнений.
Горничная Елены приготовила постель в передней каюте и теперь спала в маленькой смежной комнатке. Перед сном она надевала наушники, соединенные с кнопкой вызова над кроватью хозяйки. Так повелось с того момента, как она начала прислуживать Елене, а было это много лет назад.
Каюта была освещена неярким ночником. Ни на что не надеясь, Елена оглядела спальню — пусто.
Римо явился ей в галлюцинации. Это был мираж, следствие лишнего бокальчика анисовой водки «Узо».
Елена села к туалетному столику, чтобы снять украшения. Взглянув в зеркало, она вздрогнула: дверь ванной комнаты отворилась, и из нее вышел Римо. На нем был один из ее бархатных купальных халатов.
Глаза их встретились в зеркале.
— Хорошо, что я нашел у тебя халат, — сказал он. — Моя одежда намокла, а я терпеть не могу заниматься этим в мокрой одежде.
— Чем «этим»? — спросила она.
— Любовью.
— Вот как? Мы собираемся заняться любовью?
Елена встала и повернулась к Римо лицом.
Тот завязывал пояс на купальном халате. Управившись с этим делом, он посмотрел на нее своими бездонными глазами.
— Естественно. А разве нет?
Елена ответила не сразу — Да, — негромко произнесла она. Но только не «естественно»
— Да уж, знаю я вас, греков, — сказал Римо.
Она засмеялась тихим счастливым смехом, в котором будто звенели колокольчики.
— Ты меня не так понял. «Естественно» предполагает один раз, а мы этим не ограничимся.
Она вынула из ушей золотые сережки.
— Ты думаешь, я справлюсь? — спросил Римо.
— Еще как, американец. Я в тебе не сомневаюсь.
— Ладно. Только сначала давай поговорим.
— Нет. Сначала займемся любовью, а разговоры отложим на потом.
С помощью деревянного крючка на длинной ручке она расстегнула «молнию» на спине.
— Давай поговорим между делом, — предложил Римо. — Скажи, зачем твой отец дает вечер в честь Скуратиса, которого люто ненавидит?
Елена пожала плечами. От этого движения ее расстегнутое платье соскользнуло с плеч.
— Никто не знает, что на уме у моего отца. Я думаю, он действительно находится под впечатлением построенного Скуратисом корабля.
— Не верю, — сказал Римо.
— Я тоже не хочу этому верить, сказала Елена, высвобождая руки из рукавов. — Скуратис — непроходимый тупица, грубый и порочный. Ему место на скотном дворе. Я говорила отцу: тот, кто спит в хлеву вместе с овцами, пахнет овечьим навозом.
— Наверное, вы, греки, разбираетесь в этом лучше, чем я, — заметил Римо.
— Я ненавижу этого человека. Он пачкает все, к чему прикасается!
— Он построил довольно-таки приличную лодку, — сказал Римо.
— Не лодку, а корабль. Эка невидаль! Его судно никогда не пересечет океан.
Она перешагнула через упавшее платье и осталась в шелковых кружевных панталонах и в высоком корсете, который облегал и приподнимал ее грудь.
— Не лодка, а целый город, — сказал Римо.
— Корабль, — снова поправила его Елена. — Кому это нужно?
Она повернулась к туалетному столику и зажгла темно-коричневую сигарету. Римо, стоявший на противоположном конце спальни, почувствовал едкий специфический запах.
— А ты знаешь о том, что внутри корабля есть другой? — спросил он. Целый подземный город.
— Он и должен уйти под землю, — сказала Елена, глубоко затягиваясь. Вернее, под воду. — Она нервно засмеялась. — И, надеюсь, скоро. Вместе со всем зверинцем. Только звери с Ноева ковчега спаслись, а эти не спасутся. Достаточно одного раза.
— Ты знаешь что-нибудь о тайных проходах в стенах корабля? Помнишь, как вышли сегодня из них те парни, прямо из стены?
— Милые штучки Скуратиса. Этот кретин все печется о безопасности, сказала Елена. Она положила сигарету в пепельницу и начала расстегивать корсет.
— Ты рассказала о служившемся отцу? — спросил Римо. — Он знает о роли Скуратиса?
— Отец не имеет об этом ни малейшего представления, — сказала Елена.
Она сбросила корсет на пол и последний раз затянулась сигаретой, прежде чем смять ее в пепельнице. Потом она направилась через всю комнату к Римо, распахнув объятия.
— Пора в постель, — сказала она с улыбкой.
Римо отрицательно покачал головой.
— Я, пожалуй, пойду, — сказал он и развязал пояс халата. Под ним оказались мокрые брюки и тенниска.
— Как?! — не поняла Елена.
— Мне пора: плыть ведь далеко! — объяснил Римо.