— Это будет не самый счастливый день вашей жизни, — сказал Оскар Уокер и отключился Это были его последние слова. Хотя на мгновение он и пришел в себя в холодной воде, говорить в глубине Атлантики невозможно. Тяжелые стальные цепи, обмотанные вокруг колен, тянули на дно океана. Он очень жалел, что не может говорить. Ему так хотелось услышать свой голос, восклицающий в последний раз: «Любите Первого!»
Глава 8
Когда вышли дневные газеты, яхта Демосфена Скуратиса уже шла полным ходом по направлению к «Кораблю Наций».
В самой большой из кают, которую Скуратис использовал под офис, был установлен телефакс, принимавший сообщения из контор Скуратиса, расположенных во всех столицах планеты. Он работал круглосуточно. Как только сходил с печатного станка свежий номер газеты, копия первой страницы и раздела «Финансы» ложились на стол Скуратису, где бы он ни находился.
Первые сообщения о том, что Аристотель Тебос финансирует двухдневные празднества в честь «Корабля Наций» и его создателя Скуратиса, были напечатаны в ночных выпусках. Все они цитировали одно и то же интервью:
Тебос сожалеет, что господин Скуратис не появился на празднике в первый вечер. Однако он, Тебос, не допускает и мысли, будто Скуратис не хочет подняться на «Корабль Наций» по соображениям безопасности. Магнат кораблестроения Скуратис никогда не отказывался ступить на борт ни одного из построенных им судов. Вероятно, Скуратис почтит их своим присутствием во второй день торжеств.
Из Нью-Йорка, из Лондона, из Паричка поступали сообщения практически одного содержания: Скуратис, отрицая, что судно представляет опасность для заполнивших его делегатов ООН, сам боится подняться на его борт.
Скуратис прочитал заметки очень внимательно. Да, он на крючке, и Тебос тянет его на корабль. Теперь он просто обязан там показаться.
— Будь ты проклят, совратитель детей! — выругался он по-гречески и, скомкав газеты, шагнул было к машинке для уничтожения бумаг. Но вспомнил, что все номера газет ежедневно подшиваются, тщательно расправил газетные листы и положил их в лежавшую на столе папку.
Он закурил длинную гаванскую сигару и посмотрел в окно: там, за бортом «Тины», плавно катил волны Атлантический океан. Скуратис улыбнулся.
Первый раунд на газетных страницах Скуратис проиграл. Но посмотрим, как понравится его заклятому «Другу» Тебосу финал затеянной им игры, а он не за горами.
Но пока время еще не пришло.
Сейчас Скуратис поспешит на торжества, как говорится, на всех парусах.
Он взглянул на часы: первый вечер празднества уже заканчивался.
Неважно. Он успеет на второй вечер.
Глава 9
Прием удался на славу. Ничего подобного не было со времен последней ночи «Титаника».
Женщина — министр иностранных дел одной из африканских стран, которую назначил на этот пост за редкостные сексуальные достоинства глава государства, в свою очередь избранный на этот пост исключительно за свои мужские достоинства, — была признана королевой бала. Предварительно, удобно расположившись в одном из подсобных помещений, она принимала всех желающих. По пять долларов с носа. Разумеется, американских долларов.
У дверей кладовки выстроилась длинная очередь. Французского представителя обуревали сомнения. Стоя в очереди, он страшно боялся потерять место в другой, где раздавали сувениры: каждый из гостей получал в подарок от Аристотеля Тебоса брелок для ключей из чистого золота с инициалами Демосфена Скуратиса.
Француз вышел из положения чисто по-галльски, решив, что надо брать золото, а с женщиной можно и повременить. Кроме того, доносившиеся из кладовки сладострастные стоны позволяли надеяться, что эта женщина останется там еще некоторое время, а значит, француз успеет и сюда.
Аристотель Тебос, сидящий в обитой бархатом центральной ложе балкона, окинул взглядом гигантский человеческий муравейник. На глаза ему попались индийские дипломаты, заворачивающие сандвичи в носовые платки и рассовывающие их по карманам. Тебос повернулся к дочери.
— Ты только посмотри на них! И это люди, ответственные за безопасность планеты, вершители ее судеб!
Губы Елены тронула еле заметная улыбка.
— Судьбы мира, папа, благодарение Богу, в надежных руках — в руках тех, кто умеет пользоваться властью. Так было и так будет.
Внизу под ложей суетились делегаты ООН, переходя от игры к коньяку, от сувениров к игровым автоматам, радуясь, что столь предусмотрительно перевели свою штаб-квартиру из большого города, с его назойливыми журналистами, уверенными, по-видимому, в своем праве — и обязанности! — оповещать весь мир о том, чем заняты другие.
Пару раз вспыхивали потасовки. Три азиатских дипломата, затеявшие спор, кто выпьет больше «Корвуазье» из пивных кружек, валялись в углу под трибунами.
Тебос огляделся по сторонам.
— А чистильщика обуви все еще нет. Это — единственное, что омрачает мне настроение, — пожаловался он дочери.
— Не жди, папа, напрасный труд. Он не придет, — сказала Елена.
— Ну, нет! Когда он прочитает газеты, его ничто не удержит. — Тебос улыбнулся ослепительной улыбкой, обнажив два ряда ровных белых зубов, еще более подчеркивающих смуглый цвет лица. — Если до него дошли первые газетные выпуски, он должен быть уже в пути. Но сегодня его, конечно, не будет. Я отправляюсь на яхту: с годами становится все утомительнее смотреть на этих клоунов.
— Я с тобой, папа.
Телохранители прокладывали им путь, образуя коридор из мощных мускулов и прочных костей. Тем не менее Римо каким-то чудом оказался рядом с Еленой.
— Куда же вы? — спросил он.
— Мне показалось, что я не имела у вас успеха, — сказала она.
— Вы не ошиблись. Но ведь у вас такой большой выбор. — Он кивнул в сторону банкетного зала, напоминающего арену римского цирка после боя гладиаторов.
— Эй, ты! Пошел отсюда! — прикрикнул на Римо охранник, направляясь в его сторону и протягивая руки, чтобы схватить наглеца.
— Не мешай! — сказал Римо. — Видишь, я беседую с дамой?
Охранник положил руки ему на плечи, но Римо их сбросил. Снова поднять руки страж уже не смог — они почему-то не повиновались.
Римо повернулся к девушке:
— Зачем вам эти гориллы?
— Кто этот человек? — спросил Тебос у дочери.
— Я первый спросил, — возразил Римо. — И вам придется подождать.
— Это мой отец, господин Тебос, — сказала Елена.
Римо прищелкнул пальцами.
— О! Так это вы устроили прием?
Тебос кивнул.
— Вам должно быть очень стыдно, — сказал Римо.
— Стыдно? — переспросил Тебос. — Елена, да кто это?
— Именно стыдно! Приглашать таких людей на прием — издевательство.
— Кто вы такой?
Все трое медленно продвигались к большому эскалатору, окруженные телохранителями. Стражник, пытавшийся прогнать Римо, стоял на прежнем месте, растерянно глядя на свои неподвижные руки и не понимая, что с ним произошло. Тебос смотрел на Римо, пытаясь припомнить, где он его видел.
— Я — Римо, — представился молодой человек.
— Это — Римо, — подтвердила Елена, пожимая плечами.
— Это мне ни о чем не говорит.
Эскалатор достиг верхней палубы. Елена сошла со ступеньки легко и грациозно, Тебос при этом подпрыгнул, а Римо даже не пошевелился, пока эскалатор не выгрузил его на толстый ковер, застилавший доски палубы.
Его ноги пришли в движение только тогда, когда он проскользил по ковру не менее трех футов.
— Я здесь работаю, — объяснил Римо. — У иранцев. Так они теперь называются. Впрочем, Чиун предпочитает называть их персами. Я думаю, они бы мне понравились больше, когда были персами. Чиун говорит, что в Персии платили лучше.
Тебос вдруг застыл на месте как вкопанный.
— Вы — Римо, — произнес он так, будто услышал это имя впервые.
— Выходит, да, — согласился тот.
— Вы работаете на Иран?
Римо кивнул, чувствуя на себе холодный, тяжелый взгляд Тебоса. Глубокие серые глаза оглядели Римо с ног до головы, смерили его с точностью до дюйма, взвесили с точностью до унции, оценили мельчайшие черточки его характера. По всей вероятности, заключение было не в пользу Римо.