Выбрать главу

— С каких это пор у вас от меня секреты?

— Но, согласитесь, я не могу выбалтывать первому встречному все, что знаю. Тем более иранскому телохранителю, — сказал Смит.

У Римо задвигался кадык.

— Секреты? От меня? — повторил он, помолчав.

Смит слегка передернул плечами, как будто желая поправить тяжелую ношу у себя на спине — он нес на себе груз ответственности за судьбу планеты.

— Тогда я сам скажу вам, что вы здесь делаете. Вы считаете, что здесь, на корабле, что-то готовится, и хотите помешать этому. А сверток бумаг у вас под мышкой — чертежи этой лодки.

— Корабля, — терпеливо поправил его Смит. — Это не лодка, а океанский лайнер.

— Да пропади он пропадом! — вскричал Римо. — Мне нет дела до того, как его называть: лодка, корабль или вонючая лохань. Вы запаслись чертежами потому, что считаете положение на этой шаланде неблагополучным, раз здесь происходят нападения, убийства и прочее. Так я говорю?

— Близко к истине? — согласился Смит.

— О'кей. Теперь я скажу вам кое-что интересное. Здесь что-то зреет, но что именно, я не знаю. Чертежи не покажут вам того, что есть на самом деле. Эта треклятая баржа вся издырявлена тайными проходами и нашпигована аппаратурой, о которой никто и понятия не имеет. Почему бы вам, Смитти, не собрать американскую делегацию и не отчалить, пока не поздно?

— Катастрофа на этом корабле может стать мировой трагедией, — возразил Смит.

— Мир пережил смерть многих великих людей, а жалкая толпа паяцев — невелика потеря. Полно, Смитти! Вы же их видели сегодня на приеме. Кого вы собираетесь спасать? Забирайте нашего представителя и его штат. Пусть у вас болит голова об Америке.

— Это не наш стиль работы, — сказал Смит. — Извините, Римо, — продолжал он после паузы, — но это как раз то, чего вы никогда не понимали.

— Но ведь здесь опасно, Смитти, действительно опасно!

— Каждый делает свой выбор.

— Значит, вы собираетесь остаться на этой лодке, — тьфу! — на этом чертовом корабле и будете рисковать жизнью, пытаясь выяснить, что здесь готовится, и помешать этому — и ради кого? Ради стада корыстолюбивых, падких на бесплатное угощение выродков в полосатых штанах, готовых продать душу за цент.

— Да, — просто сказал Смит.

— Значит, Чиун был прав?

— Вот как? В чем же?

— Что вы — безумец, всегда были им и навсегда им останетесь.

— Мне понятна его точка зрения. Вы с Чиуном, так же как и другие наемники, работающие только ради денег, никогда не поймете тех, кто работает бескорыстно. Именно это делает их сумасшедшими в ваших глазах. Вам нравится работать на Иран?

— В общем, да, — сказал Римо. — Очень милые люди. Хорошо платят и не дают нелепых заданий.

— Я рад, что вы так хорошо устроились, — сказал Смит.

— Послушайте, Смитти. Вы здесь для того, чтобы обезопасить корабль, так? Но ведь это как раз то, чего вы хотели от нас с Чиуном. Пусть у нас с вами не все шло гладко, но ведь сейчас-то мы здесь. Почему бы вам теперь не уехать? Вы хотели поручить это нам, и мы этим занимаемся.

— Вы правы, Римо, но лишь отчасти. Видите ли, Чиун и вы работаете на Иран. Насколько мне известно, иранцы могут быть причастны к происходящему на корабле. Не обижайтесь, но я вам доверять не могу; я не имею права считать вас беспристрастным и непредубежденным сотрудником, когда вы работаете на хозяина, который вполне может оказаться нашим противником.

— Вы — самый большой зануда, какого я когда-либо знал! — вспылил Римо.

— Прошу прощения, — сказал Смит, — но у меня очень мало времени, а дел много.

И он углубился в изучение вынутого из рулона листа бумаги.

Римо зашагал было прочь в своих хлюпающих мокасинах, но обернулся.

— Вы — сумасшедший, — сказал он.

Не отрываясь от своего занятия, Смит кивнул.

Сделав еще несколько шагов, Римо кинул через плечо:

— И одеты вы как пугало!

Смит ответил рассеянным кивком.

— Вы — редкостный сквалыга, и надеюсь, что американские делегаты сейчас жуют ластики и портят канцелярские скрепки, бросая их об стену. Подумайте, какая расточительность!

Смит согласно кивнул ему в ответ.

— Повернитесь, черт возьми, когда с вами разговаривают! — не выдержал Римо.

Смит повернулся.

— Передайте от меня привет шаху, — сказал он.

Римо застонал, как от зубной боли, и кинулся прочь.

Глава 11

— Не хочу слышать об этом, папочка!

— Разумеется, нет, — сказал Чиун. — Зачем слушать о том, от чего зависят наши жизни?

— Моя жизнь не зависит от состояния персидского… а, черт! — иранского телевидения. Меня не волнует, есть у них «мыльные оперы» или нет. Это не угрожает моей жизни.

— Как это на тебя похоже! Полное бездушие и бестактность по отношению к своему учителю, невнимательность к его запросам. Ты заботишься только о своем комфорте. Ты готов всю ночь плескаться в океане, а до меня тебе и дела нет.

— Слушай! Это ведь ты придумал пойти на службу к иранцам, скажешь, нет? Так чего же теперь жаловаться?

— А ты придумал другое — ничего не рассказывать мне о том, как низко пал некогда величественный Павлиний трон. Персия была великой страной, ею правили могущественные монархи. А этот нынешний Иран, как ты его называешь, почему ты мне ничего о нем не рассказывал? Почему не сказал, что он теперь совсем отсталый? У них же нет дневных телевизионных опер! И вообще очень мало передач.

— Да откуда же мне было знать об этом? — сердито буркнул Римо.

— Это входит в твои обязанности. Такие вещи ты должен знать в первую очередь. А почему, по-твоему, я позволяю тебе находиться все время рядом со мной? Может, мне доставляет удовольствие видеть, как ты ведешь себя за столом? Может, твой торчащий нос и твои неприятные круглые глаза напоминают мне свежую розу, покрытую утренней росой?

— Нос у меня не такой уж большой, — проворчал Римо.

— Ты — американец, а у всех американцев большие носы, — возразил Чиун.

— Корейцы тоже все на одно лицо, — сказал Римо.

— Не так уж плохо, что мы выглядим на одно лицо, раз оно приятное. Тебе следовало знать, что Персия сейчас в упадке.

— Я никогда такими вещами не занимался — это дело Смитти.

— Нечего теперь сваливать свою вину на бедного, оклеветанного императора Смита, которого ты предал, бросив службу, — сказал Чиун.

— Ишь ты! Давно ли он стал «бедным оклеветанным императором Смитом»?

Ему же место рядом с Иродом, он же величайший изверг в истории человечества. Кто брюзжал и жаловался на «безумного Смита» целых десять лет? Что ты на это скажешь, папочка?

— Я не должен был слушаться тебя, Римо, — сказал Чиун. Его голос и лицо выражали сожаление. Он сел, сложив руки на груди, давая тем самым понять, что разговор окончен. — Мне не следовало отворачиваться от императора, занимавшегося спасением Конституции. Всему виной твоя жадность. Мои потомки мне этого не простят.

— Никто никогда не узнает об этом. Переправь в очередной раз летопись Синанджу — и все.

— Довольно! — сказал Чиун. — Не слитком ли много оскорблений в адрес пожилого человека ты позволил себе за один день? Неужели в тебе нет ни капли жалости? Персы всегда отличались бессердечием. Как быстро ты стал похожим на них.

Римо направился к двери. Пропитанная морской солью одежда скрипела при каждом его движении. У порога он остановился.

— Папочка!

Чиун молчал.

— Папочка, — снова позвал Римо.

Чиун обратил на него сердитые светло-карие глаза.

— Я хочу тебе сказать одну вещь, — печально сказал Римо, понизив голос.

Чиун важно кивнул.

— Ты хочешь покаяться? Говори.

— Высморкайся через ухо, папочка!

И с этими словами Римо проворно выскочил за дверь.

* * *

Было приказано быть начеку и смотреть в оба. Но двое охранников, которые прохаживались по коридору напротив входа в ливийский сектор, не обратили внимания на жесткую складку у рта Римо. Не увидели они и того, что глаза у него блестят мрачным блеском, а зрачки сильно расширены.