— Да так, — сказала Элис, — просто игра.
Она никогда не умела лгать.
— И все же? — спросила я.
Я знала, что дети легко учатся всяким гадостям. И откупа мне было знать, чему учит мою Элис маленькая девочка?
— Прятки в песочнице, — сказала маленькая девочка.
И улыбнулась так, словно одурачила меня.
Элис громко засмеялась.
— Да, — сказала она. — Прятки в песке.
Она была никуда не годной лгуньей. Помоги ей Господь.
Элис умолкла, как только увидела выражение моего лица.
— Ха-ха, — сказала я, — после обеда посмотрю, во что вы там играете. Так что, надеюсь, это будет хорошая игра.
Они некоторое время молчали. Элис доела суп и намазала себе бутерброд.
Маленькая девочка увидела, что я за ней наблюдаю. Она взяла кусок хлеба и принялась его мусолить. Зубы у нее были белые. Такие же белые, как кожа.
— Где ты живешь? — спросила я. — Я ведь даже не знаю, как тебя зовут.
— Меня зовут Дора, — сказала она. — Я живу в большом доме на Уайльд-стрит.
— Вы только что переехали? — спросила я.
Мне показалось, она сейчас улыбнется. Но она сдержалась.
— О нет, — сказала она. — Я уже долго там живу.
Я спросила, живет ли она с родителями.
— Я их навещаю, — сказала она. И обернулась к Элис, — Ты уже поела?
Я велела ей не торопить Элис. Она ответила, хорошо, мэм. Она начинала действовать мне на нервы.
Когда дети пошли играть, я поняла, что за весь обед Дора съела только кусочек хлеба. Даже не притронулась к стакану молока, который я перед ней поставила. Точно так же, как к пирогу, салату и сыру. Вот тогда я должна была догадаться. Столько всего уже произошло. Что же такое было со мной?
Закрыв за девочками дверь, я обнаружила ту же самую черную землю на линолеуме. Наверное, она насыпалась с сандалий Доры. Земля была такая черная. Я понюхала ее. Знакомый запах, но не вспомнить, откуда я его знаю. В тот момент не смогла вспомнить. Я выбросила землю в мусорное ведро и вымыла руки.
Вечером я рассказала о девочке Джо.
— Ну, если она тебе не нравится, скажи, чтобы не приходила, — посоветовал он. — Вот и все.
— Но как я могу…
— Скажи, и все, — повторил он.
— Прямо так и сказать? Слушай, Дора, иди-ка ты домой?
— Это ее так зовут?
— Да.
— Просто скажи, чтобы больше не приходила. Вот и все.
— Как бы ты себя почувствовал, когда был ребенком, если бы тебе велели идти домой?
— Я бы пошел домой. Дай мне почитать.
Он уткнулся в свою газету. Я поднялась наверх, чтобы уложить Элис, которая как раз заканчивала чистить зубы. Она легла в кровать, и я включила ночник.
— Не надо, мама, — сказала она.
— Что за новости? — удивилась я. — Ты больше не боишься темноты?
— Дора говорит, что темнота — это приятно.
Вот тогда-то я и забеспокоилась. Конечно, не бояться темноты хорошо. Но кто скажет, что темнота — это приятно? Уж точно не пятилетняя девочка.
Я поцеловала ее на ночь и пошла вниз. Рассказала Джо.
— Ну прямо чудеса какие-то, — сказал он. — Мы едва ли не с пеленок пытались ей объяснить, что темноты не надо бояться. И что же происходит? Появляется эта малявка, и…
Он засмеялся.
— Хватило одного дня, — сказал он. — Одного дня.
На следующее утро я готовила завтрак. Выглянула в окно и увидела на песочной куче бескозырку Элис.
Я вышла в утреннюю прохладу. Микки выбрался из будки и встряхнулся. Я потрепала его по голове.
Подняла бескозырку. На влажном песке были какие-то знаки. Я присмотрелась. Многоугольники, точки и завитушки повсюду. Я протянула руку, чтобы стереть.
Не знаю, что меня вдруг пронзило.
В последний раз я испытывала похожее ощущение, когда меня ударила током лампа в спальне.
Я отдернула руку, перед глазами все плыло. Микки выл.
Следующее, что помню, — как сидела на ступеньках крыльца и тряслась так, словно меня обложили льдом. Заметила под крыльцом кусок хлеба. Она не съела даже хлеб.
Я подняла хлеб и бескозырку и вернулась в кухню. Джо сидел за столом.
— А я думал, куда ты подевалась, — сказал он.
Потом он увидел хлеб и матросскую шапочку.
— Снова начала разбрасывать повсюду свои вещи? — спросил он. — Э, да что случилось? У тебя такой вид, словно ты увидела призрак.
Когда я сказала, что случилось, он заявил, что я его разыгрываю. Я сидела за столом и дрожала.
— Меня мутит, — сказала я.
Он сидел, ничего не говоря. Затем встал, принес мне воды и похлопал по плечу. Он хотел как лучше.
— Ты просто выдумываешь, — сказал он.
Пока Элис завтракала, я спросила ее о рисунках на песке.