Во времена уныния и бессмыслицы смех особенно громок. Пир во время чумы, пир Валтасара, Нероновы оргии, это все ведь – накануне смерти. Накануне гибели без покаяния. Такой смех надрывен. Он – звуковой фон, саундтрек для того самого пира во время чумы. И все пересмешники и хохотунчики, служители индустрии хохота – часто не более чем слуги безумия, воцарившегося в массовом сознании. Вот, представляю себе, как много поводов для смеха предоставил во дни оны грешным современникам Ной.
– Вы слышали? Этот безумец строит уже который год какой-то огромный ящик, и говорит, что будет потоп. Бу-га-га.
– Да, слышал. Он туда собрался животных собрать и уверен, что Бог это ему повелел. Ха-ха-ха.
– Да. Этот ящик он называет ковчегом и хочет плавать на нем, когда мы будем тонуть. Хи-хи-хи.
– Мы? Тонуть? Здесь и дожди-то редки. Я надорвал себе живот от смеха, когда обсуждал вчера с друзьями эту глупость. Рядом ни реки, ни моря. Одни горы. И он уже угробил на свое глупое строительство несколько десятилетий. Можно ли так бездарно распорядиться отпущенными годами жизни? Ха-ха-ха.
– Оставьте в покое этого больного человека. Пусть строит свой огромный ящик и пусть лезет в него, когда начнется потоп, который никогда не начнется. Займемся лучше чем-то более приятным.
И они уходили, не пряча улыбок, на более «приятные» дела, за которые однажды-таки пролился необычный дождь, и размокли горы, и всякая плоть была покрыта водою. А Ной был зрелищем. Он был посмешищем, причем таким посмешищем, которое и многолетнее, и бесплатное. Над Ноем только слепой не смеялся, да и тот, вероятно, подхихикивал, слыша людскую молву.
Говорят, легко смеяться над боксером, но не так легко уворачиваться от его ответных усмешек. И над святыми смеяться легко, пока не пришло время исполнения сказанного. Над блаженными чудаками одно удовольствие всласть поржать, пока в дверь не постучали. Можно даже пресс подкачать, хохоча над затеями святого человека. Многие москвичи подняли тонус, наблюдая за блаженным Василием и его выходками. Мол, зачем ему это, и что за глупость – заниматься подобными делами? Но эти вопросы праздны. Праздны и пусты. Время все расставит по полкам.
Вот и Лот, когда говорил с зятьями своими, то есть с теми мужчинами, которые согласны были взять в жены его дочерей, то сказал им: «Встаньте, выйдите из сего места, ибо Господь истребит сей город» (Быт. 19:14). Реакция названных зятьев на слова несостоявшегося тестя была такая же, как реакция людей эпохи Comedy Club-a, хотя телевизоров, как вы понимаете, не было. «Зятьям показалось, что он (Лот) шутит» (там же). Шутит человек. Чего не ясно? Старый, глупый. Так бывает. Что и пошутить нельзя?
И все, что при Ное, что в Содоме так привыкли к шуткам, что без хлеба легче, чем без них. Все под небом – для смеха повод. Смерть – шутка. Зачатие – шутка. Рождение – тоже шутка. Нож в ребро, пуля в грудь, автомобиль в стену – все шутка. Муж раньше времени из командировки вернулся. Еврей, русский и поляк в одном купе едут. Грешник со святым Петром у ворот Рая беседу ведут. Чем не темы? Все перемелем в шуточной мясорубке.
А чё? Нельзя что ли? Где написано, что нельзя? И вопрос не в том, чтобы смех запретить, как сделает вывод некто глупый. Смех незапрещаем, ибо корни его в естестве человеческом. Смех до Страшного Суда останется. Но суть в том, что есть «время плакать и время смеяться» (Еккл. 3:4), и «время плакать» поставлено перед «временем смеяться», то есть оно по смыслу первое.
Нужно научиться вовремя плакать и вовремя смеяться. Нужно еще научиться не плакать тогда, когда подобает веселиться, и не смеяться тогда, когда в пору плакать. То есть подобает учиться различать времена. В этих вещах опасно ошибаться. И когда грешники веселятся – святым не до смеха. А когда святые будут радоваться и веселиться, ибо мзда их многа на небесах, тогда грешникам придет время рвать волосы на голове и метать пыль в воздух. Проверьте себя по этому камертону.
Ну, и главное. Если кто-то (может и сам Лот) скажет вам: «Уходи отсюда, ибо Господь обрек это место на проклятие», Боже вас сохрани счесть эти слова за шутку.