Так в истории происходит масса событий, которые представляются нам хаосом или торжеством слепого случая, а ими управляет Бог. Так историки и мудрецы, книжники и аналитики дают свои, подчас сложнейшие, версии событий, но если не имеют знания от Бога, то высказывают лишь ветры головы своей. Как волхвы, служащие фараону, или халдеи со звездочетами, служащие Навуходоносору, они склонны творить придворную историографию из двойной причины – желания угодить и страха умереть. И угождающие толпе лебезят перед вкусами толпы не меньше, чем пресмыкаются перед тираном те, кто боится смерти. Смутит какое хочешь сердце хор этих голосов. Но нужно понимать, что есть Тот, Кто выше Навуходоносора и сильнее фараона. Его планы проводятся в жизнь. Его воля творится некоторыми и немногими – сознательно, большинством – слепо.
Нужно быть Иосифом или Даниилом, чтобы понимать точно смысл происходящего и прозревать будущее так, словно оно лежит на ладони. Это не наша мера. Но наша мера – постоянно помнить, что Бог не ушел из истории, и не уходил никогда ни на секунду. Понимаем мы или не понимаем происходящее, отдать события на волю случая или злого всевластия человеческого нельзя. Нельзя сказать в сердце или устами, что миром правят деньги, секс и голод. Нельзя добавлять в этот список и тайные общества или еще что-то. Такое признание равносильно отказу от исповедания Господа – Вседержителем, а значит и отказ от всего Символа веры. Это прямой путь в практическое безбожие. Можно признать свою слабость, говоря: У меня нет апостольского сердца и пророческого ума. Происходящее пугает меня и я его не понимаю до конца. Однако я верю всем сердцем в Бога, Который знает все. Я верю, что Он сделает тайное явным.
Этих слов будет достаточно. Эти слова обещают нам правильный взгляд на историю. Вот и сегодня, открывая газету, слыша главную новость дня, спрашивайте Создателя: «Где Ты, Господи? Что и зачем Ты творишь? Скажи мне, если я смогу понести это знание. А если нет, то укрепи сердце мое, чтобы я помнил: голод – это не просто голод; шторм – не просто шторм; и перепись – не просто перепись. Всюду Ты, и всегда Тебе – слава, честь и поклонение. Отцу и Сыну и Святому Духу. Аминь».
5 марта 2015 г.
Что в политике принадлежит не только ей
«Политика – дело грязное, а Церковь должна быть чистая». Простая фраза, с которой трудно спорить. Между тем, если вы съедите ее, словно конфету, вам придется заодно съесть и начинку. А начинка вот какая: «Влиять на жизнь Церковь права не имеет. Марш в красный угол под иконы молиться, и чтоб из угла не вылезать!» И поскольку начинка явно отравленная, стоит разобраться с самим лукавым тезисом о «тотальной грязности политики» и невозможности для Церкви пачкаться делами земными.
Во-первых, политические нюансы плотно вшиты в евангельскую историю. Без знания тогдашней политической ситуации в мире и на Святой Земле невозможно понять, что такое перепись Августа, благодаря которой Господь Иисус родился в Вифлееме. Непонятно, кто такие сотники римской армии и чего они гуляют по улицам городов Израиля, кто такие мытари и за что их не любили, почему первосвященники выбирались на год, а не пожизненно. Можно было бы упрекать Предтечу: мол, оно тебе надо какого-то Ирода обличать за какую-то Иродиаду? да пусть, мол, спит, кто с кем хочет, а ты – человек духовный, думай о чем-то небесном. И даже в самом неправедном осуждении Мессии на крестную смерть звучит голос политической конъюнктуры: «Если Этого не распнешь, ты не друг кесарю. Он Себя кесарем назвал! Нет у нас царя, кроме римского кесаря!» Выбросьте всё это из Евангелия, и у вас получится какое-то гностическое учение или сборник восточных притч. Но Евангелие вошло в историю, и повлияло на историю, и изменило ход ее. И если мы будем думать иначе, то «во святых отцами» нам будут не Василий, Григорий и Иоанн, а Маркион, Василид и манихеи.
«Духовное» и «нравственное» неразрывны. Всюду та или иная нравственность корнями пьет воду из той или иной духовности. Со своей стороны, и «политическое» неразрывно связано с «нравственным». Законодательство фиксирует и закрепляет существующие нравственные нормы, уточняет и корректирует их. А по сложившейся новейшей практике законодательство может и грубо вмешиваться в нравственную жизнь народа, ломая сложившиеся табу и предписывая творить запретное со спокойной совестью. Именно любители слома традиционных устоев указывают Церкви перстом на иконный угол и говорят: «В наши дела не вмешивайтесь».