— Помни, — тихо выдохнула она, налагая тем самым на него ответственность за возвращенное наследие предков. — Помни — и будь.
Некоторое время белый змей по-прежнему вяло обвисал в ее кольцах. Но вот по его телу прошла слабая дрожь: он вернулся к настоящему, к собственной жизни. Вот его глаза замерцали, завращались, их взгляды встретились. Он вскинул голову. Она ждала благоговейной признательности, но…
Он смотрел на нее так, словно она была в чем-то перед ним виновата.
— Почему? — требовательно спросил он, застав ее совершенно врасплох. — Почему тебе понадобилось делать это сейчас? Теперь, когда слишком поздно? Я мог спокойно умереть, так и не догадавшись, кем и чем мог бы стать. Почему ты не позволила мне остаться бессмысленным зверем?
Эти слова так потрясли ее, что она попросту выпустила его из объятий. Он негодующе высвободился и стрелой улетел прочь сквозь толщу воды. То ли ему было невыносимо тошно в ее обществе, то ли он попросту удирал — она так и не поняла. Обе вероятности казались равно невыносимыми. Как же так? Возвращенная память должна была наполнить его душу радостным осознанием предназначения. Откуда же это яростное отчаяние?
— Погоди! — крикнула она ему вслед. Но угрюмые, сумеречные глубины уже поглотили белого змея. Неуклюже извиваясь, она последовала было за ним, понимая, что ей не по силам мериться с ним быстротой. — Не может быть, чтобы мы безнадежно опоздали! И потом, мы все равно должны попытаться!
Но слова были бессильны. Доброловище оставалось пустым.
Итак, он бросил ее. Она вновь осталась одна. Нет, она не могла с этим смириться. Неловко двигаясь, она все-таки плыла вперед, широко раскрыв пасть в поисках запаха, отмечавшего след белого змея. Увы, этот запах становился все слабее, пока окончательно не рассеялся. Белый змей был слишком быстр для нее. Вернее, она была слишком медлительной. Куда ей, калеке, за кем-то гоняться!
Отчаяние было едва не болезненней прилива ядов в переполненных железах. Она вновь попробовала воду.
Никакого следа.
Она поплыла зигзагами, с каждым разом стараясь захватывать все больше пространства и усердно принюхиваясь… Наконец-то она учуяла слабенький след, и все ее сердца так и подпрыгнули, исполняясь решимости. Она что было сил заработала хвостом, пытаясь все-таки догнать беглеца.
— Постой! — протрубила она. — Пожалуйста, погоди! Мы с тобой — единственная надежда нашего племени! Выслушай меня! Ты должен меня выслушать!
Знакомый запах неожиданно сделался гуще. Единственная надежда нашего племени… Эта мысль донеслась к ней сквозь толщу воды, точно смутное эхо. Так, будто слова были не высказаны должным образом, в воду, а скорей выдохнуты в тонкий воздух Пустоплеса. Но Той, Кто Помнит, хватило и этого призрачного ободрения.
— Я иду к тебе! — вслух пообещала она, продолжая со всем упорством продвигаться вперед.
Но когда она вплотную приблизилась к источнику запаха, ей не удалось рассмотреть поблизости ни единого живого создания. Лишь вверху, над ее головой, скользил у самой поверхности серебряный корпус странного корабля.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Конец лета
ГЛАВА 1
ДОЖДЕВЫЕ ЧАЩОБЫ
Малта вновь и вновь погружала самодельное весло в поблескивающую воду, с каждым гребком посылая маленькую лодку еще немного вперед. Весло представляло собой всего-навсего кедровую досочку, и, перенося ее с борта на борт, Малта неизменно хмурилась при виде капель, неизбежно падавших внутрь лодки. С этим, увы, ничего поделать было нельзя. Кроме несчастной досочки, у нее все равно ничего подходящего не было, а грести лишь с одного борта значило беспомощно вертеться кругами. Несомненно, ядовитые капли из-за борта так и въедались в днище под ногами, но Малта строго-настрого запретила себе думать об этом. Лучше надеяться, что чуточка воды из реки Дождевых Чащоб не успеет наделать особой беды. Еще следовало крепко верить, что белый, словно из порошка состоящий металл на внешней поверхности лодки убережет ее от разъедающего действия воды… хотя кто мог в том поручиться?
Малта решительно отмела подобную мысль. В конце концов, плыть было не так уж и далеко.