Беглый каторжник сейчас выглядел прилично, был одет в форменный костюм по размеру. Даже и не скажешь теперь, что срок мотал.
Душа компании. За словом в карман не лезет. Марио смотрит на него как на родственника по духу. Лу Брэндон не сводит глаз. Ловит каждую фразу. И смеется громче всех. Даже незаметный Коншин–2 улыбается шуткам Хилла.
Похоже, каторжник влился в коллектив.
После завтрака Ники поговорил с ним. И поставил задачу. Срок дал минимальный. Ковак, вместе с Брэндоном, ринулся на поиски ответа.
Зоран подошел к зеркалу:
– Все–таки и у старости есть некоторые преимущества. Не так уж трудно скорчить мерзкую рожу.
– Вам с Коваком можно устроить состязание.
– А ты не рано оказываешь ему доверие? – спросил Чолич. – На корабле всего несколько часов. И что за человек – неизвестно.
– Вот и проверим. И какой он специалист, и какой он человек.
Ники пошел в рубку. Надо было готовить корабль к выходу в гипер.
Перед обедом Хонда Мэй, в своей каюте, вновь погрузила второго пилота в мир грез.
Глава пятнадцатая. ОСТРОВ
«Я уже чувствовал себя Робинзоном.
Интересно, а как на острове с Пятницами?
Едва успев подумать об этом, я услышал впереди звуки, вызвавшие у меня ассоциацию с женским визгом. А потом – смех, той же половой окраски.
Неужели – галлюцинации одинокого мужчины?
Я нырнул в заросли. Дальше крался, подражая краснокожим разведчикам, прячась в кустах и высокой траве.
А смех, по мере приближения к источнику звука, становился громче. Правильнее было бы сказать – к источникам звука. Потому что голосов было несколько.
Скоро линия берега ушла влево. Осторожно выглянув из травы, я увидел, как с десяток источников звука, с хохотом и взвизгами, резвится на песчаной косе, бегая то по берегу, то по мелководью, поднимая тучи брызг.
Пейзаж тут разнообразили двенадцать юных, прелестных девушек, светловолосых, в набедренных повязках и в лифах из некрашеной ткани.
Кожу девушек покрывал золотистый загар.
Все примерно одних лет. И явно принадлежат к роду человеческому. Пусть и не земному. Бывает же такое.
Они выглядели, как дюжина голливудских красоток, тщательно вымытых, ухоженных. Словно их втиснули в первобытные одежки, в сандалии, и, расчесав им длинные, эффектно взбитые лохмы, подрядили разыграть пляжный эпизод из жизни полинезийских дикарей.
Для одинокого звездолетчика, потерпевшего катастрофу бог знает где, зрелище это было весьма неожиданное, хотя – приятное сердцу.
И глазу. Я совершенно искренне, от всей души, стал подглядывать за ними из кустов.
Потом меня посетила мысль о мужской части населения.
Пасторальная картина приобрела едва уловимый тревожный оттенок.
Непонятно, чем тут занимались длинноногие хохотушки. Для полинезийских дикарей океан прежде всего был источником пищи. К берегу они выходили, желая поймать что–нибудь к обеду. А эти очаровательные дикарки вели себя, как первокурсницы на каникулах. При себе у них, кажется, не было ни орудий лова, ни домашней утвари. Они просто носились по берегу, обливали друг друга, верещали, как целое стадо белок, и явно получали от своих занятий огромное удовольствие.
Утомились первокурсницы где–то через полчаса.
Несколько девиц быстренько сбегали в заросли, принесли целую груду ярких плодов. Компания, усевшись в кружок, начала уплетать дары природы, за обе щеки, и по–прежнему находя много поводов для болтовни и веселья.
Перед экскурсией я позавтракал. Но сейчас был бы рад присоединиться к пикнику. Если, конечно, из чащи не появится крупногабаритный папаша одной из старлеток, с дубиной и в ожерелье из человеческих черепов.
Разумеется, пугать крошек мне совсем не хотелось. Но и надежд на то, что удастся легко подружиться с ними, я не питал.
Не высовываясь из кустов, негромко посвистел – так порой окликают приятеля, который тебя не замечает.
Девушки сразу же уловили новый звук и оглянулись на заросли.
Я повторил свои позывные. Медленно поднялся над кустами. Улыбнулся. Помахал рукой. С места пока не двигался.
По встревоженным взглядам и по тем испуганным, удивленным репликам, которыми девушки обменялись, я понял, что одинокие звездолетчики в серебристой униформе – не слишком частые гости в этой части вселенной.
Улыбаясь, как полный идиот, я сделал шаг по направлению к девицам. И поднял руки, показывая, что в них оружия нет.
Дикарки, вскочив на ноги, внимательно смотрели на меня, готовые задать стрекача в любую секунду.
Гонка с преследованием – не всегда лучшее начало знакомства. И я сел на песок, расслабился, подставив лицо полуденному солнцу.
Если девушки и приняли меня за кого–то из своих знакомых, то виду не подали. Совсем. Продолжали рассматривать, изредка сообщая подружкам о своих впечатлениях.
Чтобы как–то разрядить обстановку, я снова помахал им рукой. Рот уже привычно растянулся до ушей.
Одна из девушек, с огромными серыми глазами, нерешительно улыбнулась в ответ.
Тогда я, глядя в ее голливудские очи, заулыбался еще интенсивнее. Достал из кармана брикетик пищевого концентрата, завернутый в фольгу, протянул ей, предлагая завязать торговые отношения.
Показал на свой рот. Пощелкал несколько раз челюстями, для полной ясности.
Эффекта я добился неожиданного.
Большая часть аборигенок пустилась наутек.
Сероглазка остановила их резким возгласом.
Девушки затараторили, убеждая ее в чем–то.
Чаще других звучало мрачноватое слово «грулл».
Неужели они решили, что меня хлебом не корми – дай полакомиться молоденькими красавицами?
Как выяснилось позже, это предположение было не далеко от истины.
Голливудские очи туземки стали еще больше, заняв добрую половину лица. Сказав что–то подружкам, она села на песок, по моему примеру, взяла в руку вытянутый желтый плод, вопросительно предложила мне.
Я тут же закивал и постарался жестами подтвердить свое намерение закусить бананом, а не ей самой.
Поднялся на ноги, сделал пару шагов вперед, продолжая улыбаться и протягивать брикетик.
Играющий на солнце кубик в фольге притягивал моего контрагента, как сороку – чайная ложечка. В душе сероглазой девушки явно шла мучительная борьба двух противоположных стремлений. Любопытство, тем не менее, возобладало над осторожностью. Оглянувшись на подружек, словно прося их не дать в обиду, ежели что, она встала с песка, отряхнула попку и тоже сделала пару шагов навстречу.
Другие аборигенки тревожно залопотали, но сероглазка отмахнулась от их слов.
Вот так мы и продвигались к контакту цивилизаций: два шага с одной стороны – два шага с другой.
Иногда сероглазка посматривала на кусты, вероятно, полагая, что там могут прятаться мои соплеменники.
Но я, кивнув на густые заросли, отрицательно покрутил головой: нет, мол, там других звездолетчиков, один я у вас такой.
Она, кажется, поняла. И поверила.
Когда между нами оставалось шагов пять, мы остановились, как по команде. Хорошенькая аборигенка с любопытством рассматривала мою униформу. Оглядела и обувь, и амуницию.
Она была заинтригована.
Я тоже изучал ее с неподдельным интересом. Хотя меня больше привлекала не одежда, а то, что под одеждой.
Видно было, что девушке хочется потрогать ткань, из которой сшит костюм звездолетчика.
Я ничего не имел против.
Изображая на лице искреннюю симпатию, что, впрочем, было совсем не трудно, я сделал шажок по направлению к девушке.
Аборигенка не двигалась, внимательно глядя мне в глаза. Я еще раз проделал тот же эксперимент. И – еще раз.
Теперь мы с ней могли, при желании, обменяться рукопожатием.
– Саша, – сказал я и ткнул себя в грудь. – Саша. Меня зовут Саша. Понимаешь?