— Она уползла. Я видела, как она перебиралась через стенку тазика, как медуза. Ну, это же часть кристалла — она что-то себе думает, хочет.
Я уставился на нее:
— Ты понимаешь?
Вренна встретила мой изумленный взгляд с легким недоумением.
— Не знаю. По-моему, это всё мерзко, и надо забыть.
Я покачал головой.
— Слушай, можешь позвать Артура? Я хотел вам обоим одну вещь рассказать.
Я бы пригласил и Якобса, но не мог избавиться от осторожного недоверия к нему.
Вренна взглянула на меня устало.
— А можно не сейчас, Джек? У меня есть дело.
Я удивился. Неприятно удивился. Что-то в ней изменилось, что-то стало не так после того, как я вернулся из небытия. Уж не разочарована ли она?..
И тут я вспомнил что-то. Перед глазами на секунду всплыло изображение светловолосого человека, стоящего рядом с нею, потом сидящего напротив меня, с ледяными глазами, с раздутыми от бессильного протеста ноздрями. Я крупно видел его лицо — он наклонялся надо мной? И мы, кажется, даже говорили тогда. Я бормотал что-то бессвязное, слышал чей-то голос в ответ. Всё это было приветом из прошлого, всё это что-то значило. Я силился нащупать свои воспоминания внутри воспоминаний, поймать те ощущения — но лицо… я уже вспомнил его. Сейчас, на трезвую голову, я понял и вспомнил достаточно.
— Лени?..
Она раздраженно молчала.
Воспоминания разбивались о мой разум, как волны, накатывая одно за другим, и я не мог укрыться от них. Они шли вперемежку — то старые, с Лени-мальчишкой, над которым я потешался, проверяя свои постановочные способности, то свежие, туманные и болезненные, в которых человек с тем же лицом почему-то лет на десять старше и вызывает уже мой страх.
Была поздняя беспросветная ночь, может даже утро — раннее декабрьское утро, часов пять. Вренна вышла из палаты на несколько минут, измученная, с глазами, тонущими в огромных темных омутах вокруг них, и вернулась с ним, с незнакомцем, как мне показалось. Я был наполовину в сознании — всё видел и слышал, но плохо связывал события между собой и едва ли мог логически мыслить.
Теперь я припоминаю, что Вренна попросила этого «незнакомца» посидеть со мной, потому что она почти сутки не спала и валится с ног, а он… и возразить не успел. Потому что она и не просила толком, а просто сообщила ему, поставила в известность, что идет спать на несколько часов, а он остается тут, на ее месте.
Она вышла, «незнакомец» подошел, встал надо мной, и мы долго молча буравили друг друга взглядами. Если бы это был поединок взглядов, то он бы, несомненно, победил. Потому что меня его вид наполнял ужасом. Я ясно видел, как он достает откуда-нибудь мокрую тряпку, накрывает мне нос и рот — и вот, я беззвучно и беспомощно задыхаюсь, как какой-нибудь недоношенный котенок. Я мог выдумать множество способов тихого и безапелляционного убийства, и взгляд этого человека, неотрывный, безжалостный, не давал мне думать ни о чём другом.
Но хуже всего было, что даже ничего не делая, он может наслаждаться моим ничтожеством и унижением. Меня накрывали, затягивали на секунды бездонные пропасти воспоминаний, я приходил в себя, видел его сидящим напротив, ловил себя на том, что брежу вслух, проклинал всё, снова отключался. А потом его место занял Якобс, и я с облегчением и неосознанной благодарностью уснул.
Теперь я сидел на кровати, и в ушах стояли шаги Вренны и щелчок, с которым за нею закрылась дверь. «Он всё еще здесь? — напряженно думал я, — если он всё еще здесь…» Мысль об этом человеке вызывала во мне злость — обнаженное, раскаленное чувство соперничества, мстительность и ревность. Всё, что было с ним связано, выводило меня из себя. И зачем я тогда оставил его в живых?
Люди | 17
С отменным щелчком Леон откупорил четвертую бутылку пива и разлил его по граненым стаканам.
По мере того, как город неохотно оживал, здесь заново открывались бакалеи, и становилось возможно употреблять что-то кроме больничных запасов. Впрочем, Леон не был уверен, что пиво и прилагающиеся к нему разносолы были результатом покупки, а не мародерства.
Легкий хмель пустил свои побеги у него в голове, и теперь разговор клеился легче.
— Слушай, конечно, я не буду говорить, мол, какого черта он поправляется. Он твой друг — да и вообще, это не по-человечески, — Леон отхлебнул из стакана. — Но просто я не понимаю, что она в нем нашла!.. Вот сколько можно вокруг него бегать?
Артур, его пивной собутыльник на этот вечер, усмехнулся и промолчал, посчитав этот вопрос риторическим.