— Посмотри правде в глаза, — упирался Инспектор. — Отпустив сестру, я сильно рискую. Рискую жизнью. В каком мире ты вообще живешь?
— В том, что мы сейчас создаем.
Он не сводил с меня глаз, пока я, развернувшись, уходила.
* ΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩ *
Той ночью во сне я увидела женщину на несколько лет старше меня. Она сидела у стены камеры. У нее были такие же кудрявые волосы, как у Инспектора, но намного длиннее — настолько, что тяжелая копна оттягивала голову назад.
За ней пришли ночью. Когда солдаты подтащили ее к двери, она заколебалась на пороге, словно не знала, как его переступить — так долго просидела взаперти.
— Выходи, — велел тюремщик и сунул ей мешок. — У нас приказ. Ты должна отсюда уйти, и побыстрее.
Женщина прищурилась. Я помнила, какую боль испытала, освободившись после четырех лет в камере сохранения. Мои глаза тосковали по свету, но вначале болели с непривычки.
— Иди! — крикнул тюремщик и подтолкнул ее в спину.
Шел дождь. Спотыкаясь, она вышла на улицу. Я чувствовала капли на ее лице, потому что была ею, когда она запрокинула голову и позволила дождю омыть ее веки, мои веки.
— Беги! — торопил ее тюремщик. — И не останавливайся. Никому не говори, где ты была и кто ты такая.
Женщина послушно зашагала прочь. Она была мною и Кипом много месяцев назад, когда мы вышли из пещеры после побега из Уиндхема. Она была профессором Хитоном, пытавшимся сбежать из Ковчега, но потерпевшим неудачу. Она была всеми людьми в Шестом убежище, которых вынимали из резервуаров и возвращали к жизни. Всеми людьми, одинаково задиравшими голову, чтобы посмотреть в небо. И прежде всего она была собой, с теплыми каплями дождя на лице и вспоминающим мир телом.
* ΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩ *
Ветер с севера утих. Весна закончилась, трава на равнинах уже начала выгорать на солнце. Палома ходила на новом протезе все более уверенно, а в самые жаркие часы усаживалась во дворе с веревкой и тренировалась вязать морские узлы девятью скрюченными пальцами. Пришло время отправлять корабли в Далекий край.
Чуть раньше Зои сказала мне, что не собирается разлучаться с Паломой.
— Мы ждали, сколько могли. Возможно, даже дольше, чем следовало, но Палома знает северные моря, так что, наверное, сможем доплыть быстро. В Далеком краю предстоит много работы, чтобы договориться о помощи, которую они могут нам предложить. Дудочнику нужен представитель от нас, которому он может доверять. С нами также отправятся четыре советника из нового Синедриона.
Услышав о планах Зои, я не удивилась, но вспомнила ее сны о безжалостном море и как она цеплялась за румпель до белых костяшек на смуглых руках, пока мы плыли от Затонувшего берега.
— Это же месяцы плавания, — сказала я.
Мы обе знали, насколько опасна эта экспедиция, и дело не только в штормах и рифах, но и в торосах льда на севере и в пиратах на отдаленных островах родины Паломы.
— Да, я боюсь снова подняться на корабль, но еще страшнее представить, как Палома уплывает без меня.
Я никогда раньше не слышала, чтобы Зои признавала свой страх. Наверное, она не в силах забыть, как проводила в плавание Лючию, чтобы больше никогда не увидеть. А ведь Зои уже не в первый раз оставляет все позади и начинает новую жизнь. Она сделала это в десять лет, отказавшись от сытой жизни альфы ради Дудочника, которого заклеймили и отослали прочь.
Мы обе наблюдали, как Палома ходит по двору, разнашивая протез.
— Она самая храбрая из всех, кого я знаю, — сказала Зои, — но ей все равно нужна моя помощь.
Я несколько секунд смотрела на нее.
— Вторая по храбрости.
Зои улыбнулась, и мы еще немного помолчали.
— Дудочнику уже сказала? — наконец спросила я.
— Да, — кивнула она. — Но я делаю это не ради него, а для себя.
* ΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩ *
— Нельзя откладывать это вечно, — сказал мне тем вечером Дудочник, когда мы сидели вдвоем на кухне. — Пора решить, что делать с Заком.
Я посмотрела в коридор, где за одной из закрытых дверей сидел в кандалах Зак, и почувствовала, как на меня накатывает усталость. Всю свою жизнь я то и дело слышала: «А что с Заком?». Каждое решение диктовалось им.
— Ты знаешь, отпускать его нельзя, — напирал Дудочник.
— Я и не хочу, — сказала я.
Зак не заслуживал свободы — он не заслуживал ничего.
— Многие требуют его смерти. Половина местных представителей нового Синедриона и большинство людей на улицах. Поговаривают о публичной виселице или хотя бы порке.