Их объединяло то, что все они принадлежали к обездоленным слоям общества. Впрочем, нищих среди них не было, так как организация требовала от своих членов предъявления капитала в пятьсот франков. Ну, а кое-кто располагал сумой в двадцать — тридцать раз большей. Словом, это общество было во всех отношениях не хуже и не лучше любого другого. В нем проявлялись те же пороки и добродетели, те же противоречивые чувства и желания, что и везде.
Что же станется с этими людьми, заброшенными судьбой на необитаемый остров? Как им удастся выжить в этих невероятно трудных условиях?
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Глава I
НА СУШЕ
Гористые места острова Осте поражают своим причудливым рельефом. Если северное его побережье, частично прилегающее к проливу Бигл, образует прямую линию, то остальные берега усеяны скалистыми выступами или изрыты узкими, глубокими заливами.
Осте — один из самых больших островов архипелага Магальянеса, шириной в пятьдесят километров, длиной — более ста, не считая территории полуострова Харди, изогнутого как турецкая сабля. Его коса, выдающаяся на восемь — десять лье к юго-западу, носит название «мыс Горн Ложный».
«Джонатан» был выброшен на огромную гранитную скалу, отделяющую бухту Орендж-бей от бухты Скочуэлл.
В смутном свете зарождавшегося дня, среди тумана, вскоре развеянного последним дыханием пронесшейся бури, проступили очертания диких отвесных берегов.
Клипер лежал на обрывистом мысе, выдававшемся в море острой косой и соединявшемся с основной территорией полуострова массивной горной цепью. У подножия этого скалистого пика тянулась каменная гряда, потемневшая от морских водорослей. Между рифами виднелись участки мокрого песка, усыпанного раковинами и моллюсками, которыми изобилуют берега Магеллановой Земли. На первый взгляд остров Осте казался не слишком гостеприимным.
Как только рассвело, большинство пассажиров «Джонатана» спустилось на рифы, выступавшие из воды, и поспешило на сушу. Бесполезно было удерживать их. После ночных волнений людям не терпелось ощутить под ногами твердую почву. Около сотни человек поднялось на холм, Обойдя его с противоположной стороны, чтобы лучше рассмотреть местность, расстилавшуюся перед ними. Одни отправились вдоль южного берега косы, другие — вдоль северного. Некоторые остались на песчаном берегу осматривать разбитый корабль.
Лишь несколько человек, наиболее разумных, дисциплинированных, хладнокровных, не покинули «Джонатан». Взоры их были устремлены на Кау-джера, словно в ожидании распоряжений этого незнакомца, принявшего столь деятельное участие в их судьбе.
Но, поскольку тот не собирался прерывать разговора с боцманом, один из эмигрантов, отделившись от группы пассажиров, направился к беседующим. По выражению лица, по походке, по другим едва уловимым признакам нетрудно было угадать, что этот пятидесятилетний мужчина принадлежал к более высоким слоям общества, чем остальные.
— Сударь,— сказал он по-английски своему спасителю,— прежде всего я хочу поблагодарить вас за избавление от неминуемой смерти. Без вас и ваших спутников мы наверняка погибли бы.
Кау-джер дружески пожал протянутую ему руку.
— Я и мои друзья,— ответил он на том же языке,— счастливы, что нам удалось благодаря знанию фарватера предупредить страшную катастрофу.
— Разрешите представиться. Я — эмигрант. Меня зовут Гарри Родс. Со мной едут жена, дочь и сын.
— Мой товарищ — лоцман Кароли. А это его сын Хальг,— представил своих спутников Кау-джер.— Они уроженцы Огненной Земли.
— А вы? — спросил Гарри Родс.
— Я — друг индейцев. Они зовут меня Кау-джер, и другого имени у меня нет.
Гарри Родс удивленно посмотрел на собеседника, спокойно выдержавшего его взгляд. Поняв, что настаивать не следует, эмигрант спросил:
— Как вы полагаете, что нам теперь делать?
— Как раз об этом мы и говорили с господином Хартлпулом. Все зависит от состояния «Джонатана». По правде говоря, я не обольщаюсь надеждами, но все же, прежде чем что-то решить, надо осмотреть судно.
— А в какой части Огненной Земли мы находимся?
— На юго-восточном берегу острова Осте.
— Близ Магелланова пролива?
— Наоборот, очень далеко от него.
— Черт побери! — воскликнул Гарри Родс.
— Потому-то, повторяю, все зависит от состояния корабля. Сначала его нужно осмотреть, а уж потом предпринимать что-либо.
В сопровождении Хартлпула, Гарри Родса, Хальга и Кароли Кау-джер спустился на рифы и приступил к тщательному осмотру клипера.
Вскоре все пришли к единодушному выводу: корабль ни на что не годен. Корпус его, пробитый почти по всему правому борту, треснул в двадцати местах. А поскольку он сделан из металла, исправить положение невозможно. Итак, всякая надежда спустить «Джонатан» на воду отпала.
— По-моему,— продолжал Кау-джер,— следует разгрузить судно и поместить груз в надежное место. А тем временем можно будет починить нашу шлюпку, сильно пострадавшую во время шторма. Потом Кароли отвезет в Пунта-Аренас кого-нибудь из эмигрантов, чтобы известить губернатора о случившемся. Несомненно, тот примет все меры, дабы ускорить ваше возвращение на родину.
— Что ж, все это весьма разумно,— согласился Гарри Родс.
— Я думаю,— снова заговорил Кау-джер,— что следует сообщить о нашем плане действий остальным пассажирам «Джонатана», а для этого, если не возражаете, соберем всех на берегу.
Пришлось довольно долго ждать возвращения эмигрантов, которые разбрелись в разные стороны. Однако к девяти часам голод заставил их вернуться к «Джонатану», застрявшему на рифах. Гарри Родс, взобравшись на скалу, рассказал о предложении Кау-джера.
Оно не встретило единодушного одобрения. Некоторые пассажиры были недовольны. Послышался ропот.
— Разгружать судно в три тысячи тонн! Этого еще не хватало! — проворчал один.
— За кого нас принимают? — возмутился другой.
— Мало мы намаялись,— буркнул под нос третий.
Наконец в толпе кто-то громко произнес на ломаном английском языке:
— Прошу слова.
— Говорите,— разрешил Гарри Родс, даже не узнав имени оратора, и тотчас же спустился со скалы.
Его сменил мужчина средних лет, с довольно красивым лицом, окаймленным густой каштановой бородой, и с голубыми мечтательными глазами. По-видимому, он чрезвычайно гордился своей великолепной шелковистой бородой, ибо то и дело любовно поглаживал ее белой, холеной рукой.
— Друзья,— начал он, расхаживая по скале, словно на ораторской трибуне, как некогда Цицерон[40],— кое-кто из вас только что выразил вполне естественное удивление. В самом деле: что нам предлагают? Жить в течение неопределенного времени на необитаемом берегу и выполнять бессмысленную работу по спасению чужого груза. Но зачем дожидаться возвращения шлюпки, если ее можно использовать для перевозки по очереди всех пассажиров в Пунта-Аренас?
В толпе раздались одобрительные возгласы: «Совершенно верно!… Он абсолютно прав!…»
Однако Кау-джер, стоявший в толпе, возразил:
— Само собой разумеется, «Уэл-Киедж» в вашем распоряжении. Но, чтобы перевезти всех в Пунта-Аренас, потребуется не менее десяти лет.
— Допустим,— согласился оратор.— В таком случае подождем возвращения лодки. Но это вовсе не значит, что мы обязаны заниматься разгрузкой корабля вручную. Никто не возражает против того, чтобы забрать из трюма свои личные вещи. Но остальное!… Разве мы чем-то обязаны Обществу колонизации, которому принадлежит груз? Наоборот, оно должно нести ответственность за все наши беды. Если бы оно не поскупилось и дало бы нам лучшее судно и более опытную команду, мы бы не очутились здесь. Но, как бы то ни было, не забывайте, что мы принадлежим к неисчислимой рати эксплуатируемых и не собираемся добровольно превращаться в рабочий скот.