Это было первым делом, которое рассматривал Боваль. Оно слушалось в тот же день. После прений сторон Боваль присудил Остельское государство к уплате пятидесяти долларов. Паттерсон тут же получил эти деньги и не скрывал своего удовлетворения.
Остельцы истолковывали этот инцидент по-разному, но, в общем, всем понравился способ его разрешения. Они поняли, что отныне нельзя просто отобрать у кого бы то ни было его собственность, и доверие общества к государственным учреждениям неизмеримо возросло. Этого-то и добивался губернатор.
Теперь он смог наконец отправиться в путь. В течение нескольких недель Кау-джер исходил территорию острова во всех направлениях, от северо-восточной оконечности до западных выступов полуостровов Дюма и Пастер. Он посетил все фермы — и те, что были добровольно покинуты колонистами прошлой зимой, и те, владельцы которых бежали во время беспорядков. В итоге он выяснил, что в центральной части острова проживает сто шестьдесят один колонист, или сорок два семейства. Все они добились определенных успехов, хотя и в разной степени; одни семьи смогли обеспечить себя лишь куском хлеба, другие же, в которых было больше здоровых и сильных мужчин, значительно расширили посевы.
Хорошие земельные участки двадцати восьми семейств, бежавших во время мятежа в Либерию, в настоящее время были заброшены и запущены. И, наконец, имелось сто девяносто семь разорившихся семейств, из Них около сорока потеряли кормильцев и вместе с остальными перебрались на побережье.
Все это Кау-джер узнал от самих колонистов, охотно делившихся с ним своими сведениями. Они очень обрадовались, услышав о реформах в колонии, особенно когда Кау-джер рассказал им о своих планах на будущее.
Кау-джер подробно записывал все, что видел и слышал. Он составил себе примерную схему местонахождения различных ферм и их взаимного расположения и по возвращении начертил карту острова, весьма несовершенную с точки зрения географии, но дававшую точное представление о соотношении смежных земельных участков. Затем он разделил половину территории острова между ста шестьюдесятью пятью семействами, отобранными им по личному усмотрению, и предоставил им право на владение землей.
Прежде всего Кау-джер оформил документы сорока двум семьям, не покидавшим своих ферм, и восстановил в правах двадцать восемь семей, бросивших свои участки под натиском мятежников. Затем он выбрал среди оставшихся еще девяносто пять семейств, которые, по его мнению, вполне могли наладить свои хозяйства. Все его решения подчинялись единственной цели — интересам колонии.
Простые листки бумаги с указанием размера и местоположения участка, а также фамилии владельца были приняты с не меньшей радостью, чем сама земля. До сих пор судьба колонистов зависела от всевозможных случайностей, у них не было уверенности в завтрашнем дне. Теперь же они прирастали к земле, пускали корни и становились настоящими гражданами Остельского государства.
Либерия вторично опустела. Едва получив документы, колонисты со всеми домочадцами устремились на свои участки, захватив с собою изрядное количество продуктов (несмотря на заверения Кау-джера, что снабжение будет производиться бесперебойно).
К 10 января в Либерии насчитывалось лишь около четырехсот жителей, в том числе двести пятьдесят работоспособных мужчин. Все другие, примерно шестьсот человек (включая женщин и детей), расселились в центральных районах острова. Во время своего путешествия Кау-джер убедился, что общая численность населения Осте была теперь менее тысячи человек. Все остальные погибли. Около двухсот — только за минувшую зиму. Еще несколько таких гекатомб, и остров снова превратился бы в пустыню!
Объем работ все увеличивался, и вскоре стала ощущаться нехватка рабочей силы. Но через несколько дней, 17 января, большой пароход водоизмещением в две тысячи тонн бросил якорь против Нового поселка. На следующий день началась разгрузка, и перед глазами восхищенных либерийцев предстали неисчислимые богатства: домашний скот, сельскохозяйственные машины, различные семена, множество продуктов питания, повозки и телеги и всевозможные другие предметы.
Помимо различных грузов, пароход доставил на остров двести человек; из них половина были землекопы и строительные рабочие. По окончании разгрузки они присоединились к колонистам, и все работы значительно ускорились.
За несколько дней закончили дорогу к Новому поселку. Пока каменщики сооружали мост и возводили дома, другие рабочие начали прокладывать дорогу в центральной части острова; от нее отходило множество ответвлений, которые должны были связать между собой отдельные фермы и обеспечить постоянный контакт между ними.
Вскоре либерийцам преподнесли новый сюрприз: 30 января появился второй пароход из Буэнос-Айреса, привезший, помимо предметов первой необходимости, большой груз для магазина Родса. Там было все, вплоть до мелочей: перья, кружева, ленты — словом, все, о чем только могли мечтать либерийские модницы. С этим пароходом и со следующим, прибывшим 15 февраля, приехало еще четыреста рабочих.
К этому времени колония располагала более чем восемьюстами рабочими. Кау-джер счел это число вполне достаточным для осуществления задуманного плана.
На востоке, в устье реки, заложили фундамент мола, чтобы превратить бухту Нового поселка в большой и надежный порт.
Так мало-помалу, усилиями многих сотен рабочих рук, направляемых единой волей, рос и развивался город, возникший на необитаемом острове.
3. ПОКУШЕНИЕ
— Так больше не может продолжаться! — воскликнул Льюис Дорик, и товарищи дружно поддержали его.
После рабочего дня все четверо — Дорик, братья Мур и Сердей — бродили неподалеку от Либерии, по южным отрогам гор, тянувшихся от центрального хребта полуострова Харди к западной оконечности острова.
— Нет, черт возьми, так больше не может продолжаться! — повторил Льюис Дорик, все больше распаляясь гневом. — И мы не мужчины, если не вправим мозги этому дикарю, навязывающему нам свои законы!
— Он обращается с нами, как с собаками, — подлил масла в огонь Сердей. — Ни во что нас не ставит… «Сделайте то, сделайте это…» Приказывает, даже не глядя на человека… Подонок! Краснокожая обезьяна!
— И вообще, по какому праву он командует нами? — в бешенстве прервал его Дорик. — Кто назначил его правителем?
— Не я, — заявил Сердей.
— И не я, — сказал Фред Мур.
— Уж во всяком случае не я, — добавил его брат Уильям Мур.
— Ни я, ни вы и никто другой, — закончил Дорик. — Он парень не промах, не стал ждать, пока ему предложат должность, а захватил ее сам.
— Это незаконно, — рассудительно произнес Фред Мур.
— Незаконно! Подумаешь! Плевал он на закон! — живо возразил Дорик. — Что ему стесняться с баранами, которые сами подставляют бока для стрижки! Он восстановил право частной собственности, даже не спросив нашего согласия! Прежде все были равны, теперь же снова появились богатые и бедные…
— Бедняки — это мы… — меланхолически констатировал Сердей. — На днях, — продолжал он с негодованием, — Кау-джер заявил, что уменьшает мое жалование на десять центов в день…
— Как? Ни с того ни с сего?
— Нет, он считает, что я мало работаю, хотя я занят не меньше, чем он, который разгуливает — руки в брюки — с утра до вечера. Снять десять центов из полдоллара в день!.. Если он думает, что я буду работать в порту, пусть подождет!
— Подохнешь с голоду, — невозмутимо возразил Дорик.
— Вот проклятие! — выругался Сердей, сжимая кулаки.
— А ко мне придрался две недели назад, — сказал Уильям Мур, — потому что я малость пошумел на Джона Рама, счетовода. Я, видите ли, обеспокоил этого господина. Посмотреть на Кау-джера — прямо император! А нам приходится платить за завалящие товары, да еще благодарить за них!
— На днях, — сказал в свою очередь Фред Мур, — мне попало от него за то, что я подрался с товарищем. Теперь мы даже не имеем права повозиться друг с другом. Как его шпики вцепились в меня! Еще немного, и они засадили бы меня в каталажку!