Гурьев кончил свой рассказ.
Правитель перестал разглаживать бороду, поднял голову, посмотрел на морехода.
— Вот что, Степан Гурьев, назначаю тебя приказным дьяком. Будешь следить, как собирают царский ясак в Сибири. Двести рублей в год и у меня будешь получать. Ежели свои слова оправдаешь, тогда и больше положу… С отчеством будешь зваться. Как отца имя-то?
— Елисей.
— Скажи мне, Степан Елисеевич, помню я, будто царь Иван Васильевич Грозный пожаловал русского корсара золотым на шапку. Кто был тот русский?
— Мне пожаловал великий государь Иван Васильевич, из своих рук.
Правитель поднялся, шагнул к Степану Гурьеву и обнял его:
— Верю тебе, Степан Елисеевич, верю, что добра хочешь русской земле. Говори, будешь мне служить верно?
— Буду, великий боярин, люб ты мне.
— Добро, верю. Пригодится моему ясачному дьяку служба у купцов Строгановых, — усмехнулся в бороду Годунов. — Только помни наш уговор: ты мой глаз и моя рука в приказе. Ежели что, приходи докладывай. И купцам Строгановым поблажки не давай, они тебя не пожалели. Много еще воровства среди приказных людей, а казне царской большой урон. Завтра в приказ выходи. — Борис Годунов помолчал. — Живи теперь спокойно.
После ухода Степана Гурьева правитель повелел снова звать Андрея Щелкалова, а сам, отсунув рукава, взял в руки гусиное перо и быстро выписал на бумаге столбцы цифр. «Прав, пожалуй, строгановский приказчик, — бормотал правитель, подсчитывая цифры. — Если весь соболек через царскую казну пойдет, рублишек много прибавится. Дам ему волю…»
— Я здесь, государь, — услышал он глуховатый голос дьяка Щелкалова.
— Много ли аглицкие купцы на том острове купили соболей беспошлинно, Андрей Яковлевич? — спросил Борис Годунов, обернувшись к дьяку.
Щелкалов подумал, почесал за ухом.
— На тысячу рублев, самое малое.
— Соболей отобрать, пени взыскать тысячу рублев, — строго сказал Борис Годунов. — Предупредить купцов: если повторится, лишим всех прав в русской торговле. Королеве Елизавете напишем, и она пусть своих купцов постращает. Не дадим своеволить. Соболиную торговлю надо беречь крепко, ибо она дает треть государских прибытков.
— Антон Марш просил без шума дело завершить, — поспешно сказал Андрей Щелкалов. — Он все убытки готов покрыть, лишь бы тихо все было и в Лондоне не знали.
— Ишь ты, знает кошка, чье мясо съела! — При упоминании имени Антони Марша Борис Годунов разгорячился. — Подлая душа, обманщик твой купец! На него многие гости челом били. Мне тысячу рублев должен… Дело воровское, однако разберемся. — Правитель замолчал и долго теребил бороду. — Приказчику Джерома Горсея и всем русским, кто дорогу указывал, дать по две сотни палок на торговой площади. Пусть про ихнее воровство народ узнает. Другим неповадно будет.
После ухода великого дьяка Щелкалова правитель недолго сидел один. Покашливая в кулак, в кабинет пришел царский дядька Клешнин, тайный советник.
— Что скажешь, Андрей Петрович?
— Только что гонец из Подсосенского монастыря прискакал.
— Что там? — насторожился правитель.
— Королевна Евдокия преставилась. Опилась холодным квасом, простыла.
Борис Годунов, ничего не ответив, кинулся в угол, упал перед иконами на колени и молился истово и с благодарением.
Глава тридцать пятая
ДА ПРЕТЕРПИМ ЛУЧШЕ РАНЫ ПРИЯТЕЛЯ, НЕЖЕЛИ ЛАСКАТЕЛЬНЫЕ ЦЕЛОВАНИЯ ВРАЖЬИ
За шесть лет, прошедших после смерти Ивана Грозного, русское государство окрепло и залечило свои раны. Миролюбивая и осторожная политика правительства принесла свои плоды. Борис Годунов стоял теперь на высшей ступени величия, как полный властелин русской земли.
Наступило время вернуть захваченные шведами при царе Иване Грозном русские владения на Балтийском море. Мирные переговоры, предпринятые правителем, ни к чему не привели, и Борис Годунов, видя, что кровопролития не избежать, решился на войну.
Он собрал под царские знамена большую вооруженную силу. Кроме воинов пеших и конных, при войске насчитывалось три сотни легких и тяжелых пушек. В русских войсках находились мордовские и черкасские ополченцы.
Царь и великий государь, чтобы вдохновить войско, сел на боевого коня, несмотря на одолевавшие его болезни. А Борис Годунов, непривычный к ратным подвигам, участвовал в походе в чине придворного воеводы: и на войне и в то же время в безопасности.
В большом полку начальствовал князь Федор Мстиславский (после пострижения отца он наследовал первенство в боярском списке), а в передовом — прославленный победами боярин и князь Дмитрий Хворостинин.