И вот сейчас, пройдя путаницу островов и проливов Додеканезского архипелага{75}, Ушаков с большим нетерпением ожидал известий от капитан-лейтенанта Шостака. Хотя в крепости, и вообще на острове, не могло быть больше сотни французских войск, а у Шостака, помимо корабельных экипажей, было еще 300 русских гренадеров и 300 турецких солдат, все же крепость есть крепость. Ушаков мысленно представлял расположение малой и главной крепостей на острове, их вооружение, прикидывал возможность обстрела крепости с кораблей.
Размышления прервал флаг-офицер Головачев:
— Ваше превосходительство, от адмирала Кадыр-бея сигналят, что все отставшие корабли подошли и он просит разрешения двигаться дальше согласно ордеру.
— Ну, что же, раз подошли, передай «добро», да и всей эскадре. Курс на Цериго.
Долгожданное известие о взятии острова Цериго пришло на следующий день.
Шостак и десант не подвели! Командир посыльного судна вручил командующему рапорт, а на словах передал подробности славного дела:
— Ваше превосходительство, и наши и турки воевали отменно. Рано утром 28 сентября фрегат капитан-лейтенанта Шостака и фрегат капитан-лейтенанта Белле подошли к малой крепости в заливе Святого Николая. Иван Андреевич Шостак предложил коменданту спустить флаг и сдаться на договор без кровопролития. Но куда там! Французы отказались и даже пару раз выпалили из пушек, однако без вреда для наших. Тогда Генрих Генрихович Белле несколькими залпами сначала с правого, а потом с левого борта сбил их батарею, и французы, побросав пушки, позабыв о своем флаге, пустились наутек. Восемь человек наши поймали, турки из десанта семь человек взяли, а остальные убежали в крепость Капсалу. Она на горе в центре острова, сильная крепость, не то что та — в заливе!
— Так что же, Капсалу еще не взяли? — с тревогой спросил Ушаков.
— Взяли, ваше превосходительство, взяли! На третий день и взяли.
— Ну, молодцы, ну, мастера! — оборотясь к стоявшим сзади него капитану «Св. Павла» и офицерам своего штаба, сказал Ушаков. — Крепость-то Капсалу я помню. Она на самой скале стоит, гора крутая, стены из дикого камня сложены еще генуэзцами. Она очень высоко стоит. С моря по ней стрелять только мортирами можно, а где они у Шостака? Но вот взяли, молодцы! Как же все-таки Шостак исхитрился по Капсале стрелять?
— А он и не стрелял. Там над крепостью одна горка высится. Вот на нее наши солдатики где на руках, где на себе через овраги да сплошные острые каменья втащили десять пушек, а с ними и турки Фатих-бея в азарт вошли и тоже батарею под небольшим прикрытием поставили. А как начали палить по крепости, тут и десант высадился. Ну, французы увидали, что дело их конченное, что мы лестницы штурмовые доставили и фашины припасли и что от наших батарей им спасения не будет, так часу в двенадцатом 1 октября они флаг-то и спустили!
— Сколько наших и турецких солдат потеряли?
— Так я же говорю, ни одного убитого у нас, только нескольких поранило, да и то не сильно.
— А что за трофеи взяли и сколько гарнизону всего у французов было?
— В первой малой крепости с одним унтер-офицером было тридцать шесть рядовых, из коих двое убиты и пятнадцать взяты в плен. В Капсале вместе с комендантом и доктором было офицеров шесть, унтер-офицеров и рядовых — шестьдесят девять. Убитыми они потеряли семь человек. Все остальные сдались.
— А сколько раненых у французов?
— Вот сколько раненых, не знаю. Если и есть, то все на ногах стояли, когда сдавались. На носилках, не упомню, чтобы были. Вот здесь, ваше превосходительство, в пакете этом, два флага с крепостей французских. Извольте посмотреть, какие они авантажные! Поболе наших раза в два будут, а сдали их, почитай, без сражения.
— Ну, удружил, — Ушаков обнял и расцеловал посыльного. — Сейчас пойдем отобедаем. Прикажи, — обернулся он к флаг-офицеру Головачеву, — «Панагии» в кильватере следовать. Да, забыл спросить, сколько пушек взяли?