Узнав о вторжении 22 июня, Черчилль написал Сталину, предложив помощь со стороны Великобритании[4]. Ситуация была неловкой, ведь в 1919 году, призывая к военной кампании против большевиков, он сравнивал коммунизм с «мерзким обезьянником» и бубонной чумой. Теперь, однако, Черчилль понимал, что альянс с СССР может помочь спасти Великобританию и одержать победу над Гитлером. «Никто на протяжении последних двадцати пяти лет не противостоял коммунизму последовательнее меня, – сказал Черчилль, выступая по радио после начала операции «Барбаросса». – Я не отказываюсь от своих слов. Но все это меркнет в сравнении с происходящим в настоящий момент». Он заявил, что Великобритания должна сделать все возможное, чтобы помочь СССР. Британский премьер действовал в соответствии с санскритской пословицей IV века до н. э.: «Враг моего врага – мой друг».
Сталин попросил Черчилля высадить во Франции морские десанты и открыть в Западной Европе второй фронт, чтобы тем самым вынудить Гитлера разделить войска. Черчилль счел это невозможным. Британская армия еще не пришла в себя после того, как ее выдавили из Франции и она бросила большую часть тяжелого вооружения при отступлении к Дюнкерку. Нацисты укрепляли французское побережье бункерами, дотами, минами, пулеметными гнездами, колючей проволокой, строили подводные заграждения. Черчилль написал Сталину, что британцы не могут вторгнуться во Францию, не потерпев «жестокого поражения».
Но советские войска терпели жестокие поражения каждый день. Сталин, кажется, не понимал, почему западные лидеры остерегаются больших потерь, и не испытывал угрызений совести, проливая кровь красноармейцев. Он приказывал идти в самоубийственные контрнаступления и корил генералов за провалы. Он требовал, чтобы войска в безнадежной ситуации удерживали позиции ценой жизни и свободы сотен тысяч человек. Только под Киевом в плен попали 452 700 советских солдат, которым Сталин не позволил отступить. Ему не приходилось оправдывать свои решения перед кем бы то ни было.
В первой переписке Сталин и Черчилль проявили любезность по отношению друг к другу. Никто из них не стал упоминать о соглашении между СССР и Германией. Но в конце концов они обменяются резкими словами по вопросу об открытии второго фронта и отправке конвоя PQ-17.
Отношения Сталина и Черчилля осложнились еще больше, когда на сцену вышел американский президент Франклин Рузвельт. Рузвельта давно интересовал СССР. В 1933 году на волне успеха после введения «Нового курса» он впервые официально признал Советское государство вопреки политике администрации четырех предыдущих президентов. Запад мало знал об ужасах сталинского режима. Американская пресса, в частности газета The New York Times и журнал Life, рисовала обманчиво идиллические картины советской жизни. Даже в 1943 году в опубликованной в Life статье НКВД называли национальным полицейским агентством, «подобным ФБР». Многие американцы по-прежнему надеялись, что сталинский режим в итоге станет более демократичным, чем тирания самодержавия. Рузвельт входил в число оптимистов.
Несмотря на официальный нейтралитет США, он нашел способы помогать Великобритании в борьбе с Германией. В частности, отправлял в Британию конвои с военным снаряжением согласно закону о ленд-лизе 1941 года. Закон позволял президенту посылать вооружение и другие грузы военного назначения «правительству любой страны, оборону которой президент считает жизненно важной для безопасности США». Официально все поставки осуществлялись в рамках займов. Как известно, Рузвельт сравнил программу ленд-лиза с готовностью одолжить шланг соседу, у которого горит дом: хотя предполагается, что сосед в конце концов вернет шланг, непосредственно сейчас это не имеет значения. Рузвельт был готов включить в программу и Советский Союз, но сначала хотел удостовериться, что его положение не безнадежно и помощь ему не станет пустой тратой сил и средств. В июле 1941 года, примерно через месяц после нападения Германии на СССР, американский президент отправил в Москву своего соратника Гарри Гопкинса, поручив ему оценить, каковы шансы Советского государства на победу. Рузвельт вручил Гопкинсу адресованное Сталину письмо, в котором хвалил «отчаянное сопротивление [Красной армии] вероломной агрессии гитлеровской Германии» и предлагал помощь от лица Америки. Это было первое из трехсот с лишним писем, которыми впоследствии обменялись Рузвельт и Сталин.