- Я буду вешать картину, я! - настаивала Ата. Опомнившись, мальчики уступили. Ата торжествующе схватила картину и полезла с ней на стул.
- Здесь или выше прибить? - оживленно спрашивала девочка.
- Пожалуй, здесь, - решила Виктория. Ата ловко вбила гвоздь.
- Только посмотрите, теперь не криво?
- Очень хорошо, Ата!
«Как она всегда тщательно одета, а ведь могла бы где-нибудь не застегнуть, не заметить, слепая все-таки!» -с невольным уважением подумала Виктория.
На Ате было яркое клетчатое платье - красное, коричневое и желтое, уже поношенное, но выстиранное и отутюженное. Каштановые, с медным отливом, волосы, тщательно причесанные, заплетены в две косы и завязаны сзади желтой лентой. Было поразительно, как эта слепая тянется к свету, как она ненавидит все темное и мрачное.
Однажды, когда она пришла к Дружниковым, на Виктории было черное платье. Ата поцеловала Сандину маму, к которой сразу так страстно привязалась, что Санди справедливо полагал: «Ата ходит не ко мне, а к маме!» Но вдруг лицо девочки омрачилось.
- Зачем вы надели это? - показала она на платье.
- Но почему? - хотела допытаться Виктория. - Это хорошее платье, шелковое. Погладь рукой. Не правда ли, приятно на ощупь?
Ата резко покачала головой:
- Нет, очень неприятно. Зачем вы…
- Разве ты видишь его?
- Я ничего не вижу. Я незрячая. (Ата не выносила слово слепая.) Но я же чувствую… Что-то неприятное, словно пауки…
Ата панически боялась пауков. Кажется, единственное, чего она боялась, была тьма, наполненная пауками.
Чтобы сделать Ате приятное, Виктория Александровна переоделась, и с тех пор Ата больше не заставала ее в темном.
- Может, она потому так ненавидит завуча, что та всегда ходит, как ты говорил, в темном? - предположила в разговоре с сыном Виктория Александровна.
- Отчасти потому, - согласился Санди. - Но эта завуч такая зануда, мама. Она просто бесит Ату. Как бы тебе объяснить… Я понимаю, в чем тут дело… Ата ненавидит свою слепоту и все, что с ней связано: мрак, медлительность, осторожность, страх, крадущуюся походку. А эта Анна Гордеевна требует как раз всего того, что связано со слепотой.
- Но ведь Ата рано ослепла. Вряд ли помнит свет.
- Говорит, что помнит. У Аты еще одна странность…
- Какая?
- Она не любит слепых. Вот почему еще ей так тяжело в интернате. Ермак говорит, что другие слепые, наоборот, избегают зрячих. Держатся друг друга. Вот у них половина учителей слепые, так дисциплина и успеваемость выше у слепых учителей. Значит, ребята больше стараются для таких же, как они сами. Ата - наоборот. Знаешь, мама, по-моему, она в интернате боится.
- Чего?
- Она говорит, что, когда представит, сколько собралось вокруг незрячих, ей кажется… ну, словно сгущается тьма. И она просто дрожит, задыхается. А со зрячими она чувствует себя легко и радостно.
- У нее очень развито воображение, - заметила как-то грустно Виктория.
- Да. Она такая фантазерка. Она выдумывает разные истории. Иногда, когда в хорошем настроении, рассказывает их подругам в интернате… при условии, чтобы не садились слишком близко. За эти истории ей все прощают. Это Ермак мне сказал. Ермака она больше всех на свете любит…
- Это понятно, Санди.
- Да, мама, понятно.
Виктория Александровна наблюдала за Атой. Сколько в этой девочке живости, смелости, уверенности в себе! Славная девчурка! Вообще, все трое - и ее Санди - славные ребята. Пожалуй, эта дружба - счастье для Санди. Может, будет серьезнее, не так ребячлив.
- Где у вас тряпка и ведро? Я буду мыть пол! - заявила как-то Ата.
Виктория усмехнулась:
__ Атанька, прибереги энергию для интерната. Там обижаются, что ты не хочешь дежурить. Ата скорчила забавную гримаску.
- Пусть меня исключат, я не хочу там жить!
- Где же ты будешь жить? - серьезно спросил Ермак.
- Пусть отдают назад комнату. Я поступлю на работу.
- Куда?
- Куда-нибудь на завод.
- Ты сейчас должна набраться сил, чтобы выдержать операцию, - сказала Виктория.
Ата вымыла-таки пол. Одну комнату. Остальное домыла Виктория Александровна. Потом все пили чай в уютной, просторной кухне.
- Так хорошо! - прерывисто вздохнув, сказала Ата. - Счастливчик Санди! Я бы хотела всех вас видеть, какие вы? Как по-вашему, Виктория Александровна, операция… вернет мне зрение?
- Хоть немножко будешь видеть, - ласково проговорила Виктория.
- Да. Хоть бы самую капельку… Увидеть день, солнце, Ермака, вас… море! Знаете, у нас в интернате каждый говорит: «Хоть бы немного видеть! Хоть бы только свет!»