Ермак поспешно убрал со стола и, засунув немытую посуду под лавку, на которой стояла неоконченная картина, позвал Санди.
Уходя, Санди бросил взгляд на комнату и ее обитателей. Гертруда опять легла, а Станислав Львович занялся выпиливанием по дереву. Гений его был поистине неистощим. Половину мебели он сделал сам, своими руками: сборные и разборные конструкции.
У Зайцевых была вполне современная комната, только слишком захламленная и неубранная. Мебель недоделана и потому стояла боком. На стенах висели засиженные мухами, картины - какие-то многоугольники, паутины и спирали. Это были подарки друзей-художников, часто забегавших к Зайцевым "на огонек". Поражало полное отсутствие книг. После Санди узнал, что у Зайцевых книги сдавались, как. бутылки, сразу после употребления.
Мальчики вышли в темный коридор, где пахло мышами и гнилой картошкой: под полом был погреб для хранения овощей.
- Идем ко мне! - шепнул Ермак.
К нему надо было не идти, а лезть вверх по чердачной лестнице.
На чердаке возле теплого дымохода (дом был старый, и печи были старые: их топили углем) у Ермака было подобие комнатки. Стены из фанеры и ящиков, оклеенные разноцветной обойной бумагой. Из ящиков же постель, накрытая заплатанным одеяльцем, и соломенная подушка. На колченогом столе - учебники и тетради. Прочно сбитый табурет.
Из чердачного застекленного окна вид на море. Стекло было хорошо промыто. Вид поистине роскошный. Не у всякого министра в квартире имелся такой вид. Санди сказал об этой Ермаку; тот просиял, польщенный.
- У меня тут и электричество. Смотри!
- Сам провел?
- Помогал один пенсионер.
- Ты здесь и ночуешь?
- Иногда... Часто. Надо же мне где-нибудь спокойно отоспаться. Здесь и уроки хорошо учить - никто не мешает. Наши сдают угол... кому не досталось номера в гостинице. Больше почему-то алкоголики. Сразу посылают за водкой. А я тут спрячусь...
- Отец с матерью не знают?
- Про это место? Нет. Ты смотри не проговорись. Соседи знают, но молчат. Ты садись вот сюда!
Мальчики сели на постель. На чердаке было сыро и холодно, но от "борова" тянуло теплом.
- Тебе не страшно здесь ночью? - спросил Санди каким-то не своим голосом; у него вдруг сдавило горло.
- Не страшно. Привык. Прежде боялся... крыс. А тег-ерь я их потравил. Ко мне ночью коты приходят. Иногда по три-четыре кота, спят в ногах. Веселее! Я прижмусь спиной к дымоходу, знаешь как тепло! Хорошо! Лежишь один. Никто не мешает думать. А весной совсем хорошо будет. Открою окно... Только коты очень орут. Как тигры в джунглях. Ты не думай, меня часто приглашают ночевать то одни соседи, то другие. Мне просто здесь больше нравится. Правда, здесь хорошо?
- Д-да...- неуверенно согласился Санди.
Ему совсем не казалось, что на чердаке хорошо. На месте Ермака он бы умер со страха. А Ермак ничего не боялся. Молодец!
- О чем же ты думаешь, когда тебе не мешают думать? - спросил Санди.
Ермак усмехнулся:
- Так. О самых разных вещах.
- Ну, хоть например?
- О многом. О марсианах думал...
- Разве они есть, по-твоему?
- Обязательно есть! А кто же каналы рыл? И у них нет Луны, как у нас, а Два искусственных спутника. Я сам читал в журнале.
- Я тоже читал. А что ты думаешь про марсиан?
- Ну, раз совсем другая планета, они, наверно, не похожи на людей. Не только по наружности не похожи, но и души человеческой у них нет...
- Как это понять - нет души? - перебил Санди.- А разве у нас есть душа?
- А как же! Может, это по-другому как называется... Мы еще не проходили в школе. Скажем, математика - для дела, чтоб строить, возводить - техника! А песни, музыка, сказки, интересная книга, фантастика - это для души. А у марсиан, может, совсем ничего нет для души, а только для техники. И они не рассказывают маленьким марсиатам сказки. Не делают для них игрушек, даже не понимают, что можно играть... И знаешь, Санди, может, у них совсем нет злых и добрых?!
Последнее, кажется, только что пришло Ермаку в голову. Он далее побледнел.
- Ни злых, ни добрых, просто как у пчел: каждый делает свое дело, и все. Как мне их жалко!
На Санди размышления Ермака произвели большое впечатление.
- А почему они к нам не прилетят, если у них такая высокая техника? спросил он.
Ермак оживился.
- Обязательно уже прилетали - невидимкой! Читал "Человек невидимка"? Уэллса. А у них невидимый космический корабль. Бывают необъяснимые крушения самолетов. Ты же сам мне рассказывал! Это самолет столкнулся с марсианским невидимым. Да, невидимо они у нас были. Только ничего не поняли. В технике-то разобрались - это для них доступно, - а больше ни-че-го не поняли. Для чего скрипка, песня, картина. Картины они, наверное, приняли за чертеж. Для чего выдуманное в книгах - не поняли. И что такое человек, ничего не поняли. Ведь они, если это всё так, гораздо ниже человека.
- Есть и люди... как эти твои марсиане,- неожиданно решил Санди.
- Есть, - неохотно согласился Ермак.
Странно - он любил людей... Санди всегда этому удивлялся, потому что Ермака больше окружали плохие люди. Все же Ермак их любил. За человеческое в них.
Вдоволь нафилософствовавшись, мальчики поднялись.
- Когда придешь в другой раз,- сказал таинственно Ермак, - сначала подойди к окну и свистни два раза. Если я у себя, то сразу отзовусь. Смотри нашим не проговорись про убежище.
- Нет, что ты!
- У меня и книги есть. Хочешь, покажу?
- Хочу.
Ермак полез в ящик под постелью и достал оттуда узелок. Несколько книг,- завязанных в старый платок.
Ермак прятал книги от матери - она могла их пропить. А может, от отца он мог их проесть, когда не было, например, денег на завтра.
Ермак с гордостью разложил на постели книги. У Санди опять сжало горло. Он вспомнил свою библиотеку, так заботливо и щедро подобранную родными.
Вот книги Ермака - его друг запомнил их на всю жизнь.
Странный подбор! Там были две старые-престарые книги, напечатанные сто лет назад: роман Брет-Гарта "Заваленные в Игльсе снеговым завалом" и Фламмариона "Многочисленность обитаемых миров". Сказки Андерсена. Томик стихов Багрицкого, "Школа" Гайдара и какая-то потрепанная книга без начала и конца, очень интересная,- Санди потом ее прочел.
Разным путем попали эти книги к Ермаку, но он их любил и хранил. Снова спрятав книги, Ермак предложил спуститься через чердачное окно, "чтобы не застукали". Санди согласился. Без особого удовольствия. Вылезли на крышу, закрыли за собой окно, перелезли на сарай, потом на уборную и спрыгнули на землю. Ермака уже звали. Кто-то пришел в гости, и, наверно, хотели послать его за водкой, но приятели проскользнули успешно мимо дверей.
Они пошли пешком через весь город. На сердце у Санди было тревожно. Он переживал за Ермака. Ему хотелось пригласить его к себе погостить или хоть переночевать. Но даже этого он не мог сделать. Дома был отец - раздраженный, больной. Он терпеть не мог, когда у них кто-нибудь ночевал. Когда у Дружниковых останавливалась на день-два мамина подруга из района, отец потом дулся недели две. И почему он был такой нелюдим? Ведь веселее, когда кто нибудь ночует!
А Ермак стал для Санди еще дороже. До чего хороший парень! А какой умный! Во всей школе не было такого, даже в старших классах.
Вечером, перед сном, Санди рассказал все про Ермака Виктории Александровне. Лицо ее омрачилось.
- Бедняга! - прошептала она, беспомощно глядя на сына и прислушиваясь к нервным шагам мужа.
Опять Андрей курит, хотя запрещено строго-настрого врачом, и ходит из угла в угол.
- Знаешь, какая у него мать? А отец ничего... Он мне даже понравился! заключил Санди.
- Он хуже ее,- возразила Виктория. Она сидела на кровати Санди, в ногах. - Какая бы она ни была, но она работала все эти годы. Она - глава семьи. Но почему эта женщина стала пить? Кто довел ее до этого?
- Во всяком случае, не муж! - сказал незаметно подошедший Андрей Николаевич. Он слышал этот разговор. - Я ее знал, когда нам всем не было и двадцати. Она уже тогда напивалась во всяких подходящих и неподходящих компаниях. Она уже в шестнадцать лет была противная кривляка, накрашенная и неестественная. Типичная стиляга. И за такого же вышла замуж. Я бы на твоем месте не разрешал Санди наведываться туда.