Небольшой группой заезжаем в первое попавшееся кафе. О работе ни слова. Вспоминаем разные смешные истории, подшучиваем друг над другом. Посетители, глядя на нас, видимо, думают: «Вот беззаботные ребята!».
Один из посетителей, наверняка из тех, что никогда не расстаются с транзисторами, включает приемник на полную мощность, и мы слышим:
«…советская автоматическая станция „Венера-4“ впервые осуществила плавный спуск и посадку на поверхность планеты и позволила получить ценнейшие данные о планете Венера.
Научные исследования, выполненные советской автоматической межпланетной станцией „Венера-4“, — новая выдающаяся победа советской науки и техники, важнейший этап в исследовании планет Солнечной системы».
Мы переглядываемся заговорщически. Сообщение вызывает новый взрыв веселья.
Выходим дружно на улицу. Рядом с кафе в киоске раскупаем экстренный выпуск «Правды». На память.
В радужном настроении, только что вернувшийся из отпуска, я не торопясь знакомился с накопившимися за время отсутствия делами. Раздался звонок: «Срочно к Главному!» И я подумал: «Интересно, зачем я вдруг ему понадобился?»
Захожу в кабинет Главного. Бабакин стоит у длинного «совещательного» стола, покрытого зеленым сукном. На нем — летняя рубашка в полоску с короткими рукавами. Взаимный кивок головы. Сесть не предлагается. Предлагать — время терять. При Георгий Николаевиче счет времени шел на минуты, непрерывно входили и выходили специалисты (кого вызывал он, кто приходил сам), церемоний встреч и прощаний не устраивали. Вошедший, если видел, что Главный скоро займется им, обычно не садился; если же понимал, что разговор немного откладывается, садился на любое, удобное для себя место. Сам Главный конструктор предпочитал либо прохаживаться по кабинету, либо сидеть со всеми за общим «совещательным» столом.
— Вот что, голуба («голуба» — было его излюбленным обращением к товарищам по работе), направляю тебя комиссаром к Базову. По «Венерам».
Вид у меня, наверное, еще тот. Потому что Бабакин поспешно добавляет:
— Ты же знаешь, Полукаров с ребятами на космодроме. Алексей Григорьевич, правда, у Базова на контрольно-испытательной станции, но он по горло занят «Луной». Так что мы тут посоветовались и решили: техническим руководителем по «Венерам» надлежит быть тебе.
Георгий Николаевич легонько похлопывает меня по плечу. В этом дружеском похлопывании было все: и напутствие, и пожелание успехов, и совет: не терять зря времени, а поскорее приступать к исполнению обязанностей, и просьба: не отнимать у него драгоценные минуты, когда вопрос решен.
Выхожу из главного корпуса КБ, сворачиваю влево, в наш большой яблоневый сад, что раскинулся на территории нашего предприятия. Надо собраться с мыслями. В глубине сада нахожу свою любимую скамейку.
Итак, надо браться за дела. Формирование единой комплексной бригады — раз. Надо, чтобы получился сплав молодости и опыта. Подготовка наземной контрольно-проверочной аппаратуры — два. Надо, чтобы к приходу на испытания машин, она функционировала четко. Эксплуатационно-техническая документация… Вид поставки… Технология отработки…
Беспокоила мысль: найду ли общий язык с Базовым — начальником контрольно-испытательной станции (КИС)? По возрасту я годился ему в сыновья. Имея общие с ним, так сказать, стратегические задачи — в установленные директивные сроки и с высоким качеством отработать межпланетные станции, — мы могли расходиться по тактическим соображениям, ибо технический руководитель на испытаниях представляет персону главного конструктора, а начальник КИСа — директора завода. И когда происходят задержки, неполадки, а иногда, пусть крайне редко, но случаются — ЧП, и приходится отвечать на суровый, нелицеприятный вопрос: «Кто виноват?», — тут интересы зачастую расходятся.
Пока постепенно переваривал все это, неожиданно осознал, что рад этому назначению, что порядком соскучился по машинам, по ребятам, по напряженному ритму испытаний и, видимо, втайне от себя жаждал встречи с ними.
…С «Венерой-4» мы расстались год назад радостные, как дети. Основания для веселья были: первый спуск в тяжелом небе Венеры, прямой радиорепортаж из атмосферы планеты.
Но мы-то считали, что совершили первую мягкую посадку на поверхность планеты. Посадку с работающей аппаратурой. И что передача некоторое время шла непосредственно с поверхности. Таково было первое мнение по результатам экспресс-анализа. Но вот страсти улеглись. Начался тщательный, вдумчивый, послеполетный анализ. И оказалось, что мы ошиблись. Страшная по силе атмосфера Венеры раздавила станцию, когда до поверхности оставалось 27 километров.