Затем Бабакин четкими, точными фразами производил как бы усиление речи докладчика, заостряя внимание на самых жгучих сторонах проблемы. Два-три коротеньких выступления с места заинтересованных главных (или их представителей), и зачитывается решение. Если решение длинное, читал автор-докладчик, если небольшое — сам Бабакин. Быстро уточнялись некоторые формулировки, принималось решение. Теперь оно будет в кратчайший срок отредактировано, разослано заинтересованным организациям и принято к немедленному и безусловному исполнению.
Только два вопроса заняли немало времени. Первый касался готовности наземного командно-измерительного комплекса и, в первую очередь, его ядра — Центра дальней космической связи. Там шла реконструкция. А второй — тех злосчастных перегрузок в 450 единиц.
— Знаете, — говорил Георгий Николаевич, — что мы вынули из машины? Дрова! Да, да, дро-ва! С кронштейнами и креплениями мы уже разобрались. При повторных испытаниях все приборы оставались на местах. А вот функционировали многие из них негоже. А то и вообще не включались. Надо, выходит, вернуть приборы вам на доработку. «Центрифужить» — по всей строгости! Выдержите, — милости просим.
Тут и разгорелись дебаты. Одни, ссылаясь на то, что динамические испытания провели достаточные, предлагали после доработки сразу установить приборы на аппарат и прокрутить их в составе всего аппарата. Так, дескать, сэкономим время, да и комплексное влияние всей конструкции учтем. Но Георгий Николаевич убедил коллег повторить динамические испытания по полной программе.
— Так — дольше, но быстрее, — с улыбкой резюмировал он.
Наконец, дошла очередь до испытаний в КИСе. Георгий Николаевич сказал:
— О ходе испытаний опытных машин и подготовке к испытаниям летных нам доложит Марков. — И тихо добавил:
— Давай, Юра!
…И вот тут волнение вновь охватило меня. Взгляд налево — сидит один главный, направо — другой. И перед ними — прославленными инженерами — надо говорить. Подошел к таблицам, графикам. Начал рассказывать об основных отказах, имевших место в процессе испытаний, их причинах, подробно, может быть, излишне подробно остановился на тех дефектах, анализ которых еще не был завершен. Затяжка же с анализом (нам, испытателям, любой анализ кажется длительным) мешала своевременным доработкам и проверкам летных аппаратов. В ходе доклада ясно ощутил: говорить коротко, сжато, куда труднее, чем с подробностями, но перестроиться уже не сумел. И забыв, что доклад надо сперва обсудить, не сделав паузы, залпом прочитал решение. Георгий Николаевич, до этого несколько раз вмешивающийся в плавное (как мне казалось) повествование в целях того же усиления, меня в данном месте почему-то не остановил и дал дочитать до конца.
— Ну, хорошо, — сказал Георгий Николаевич, — теперь обсудим по порядку. Начнем с незавершенных анализов.
Главный (его представитель) сообщал результаты анализа отказа, которые были у него на момент отъезда со своей фирмы. И хотя точно указать время отыскания причины отказов никогда нельзя — это может произойти там, в лаборатории, либо сию же минуту, либо докопаться до сути удастся весьма нескоро, — «истина не лежит на поверхности», — каждый руководитель называл дату непременного принятия решения. Число называли реальным, но, как правило, не всегда устраивало головную фирму, то есть нас. И тогда наше руководство начинало «жать». Но выжать мало что удавалось. Наконец, решение принято, одобрен предложенный режим работы (кое-кто, правда, повздыхал: «Когда же нормально работать будем? Без круглосуточного „свистать всех наверх!“»).
Вопрос, по которому я докладывал, стоял одним из последних, и вскоре Совет главных завершил свое заседание. Разом все поднялись, стало шумно.
Семен Крупнов, оглядывая меня своими насмешливыми черными глазами, сказал:
— Короче надо. Короче… Они ж понимают с полуслова!
Он, конечно, несколько сбил мой радостный настрой, но все же стало легче, что все уже позади, да и результаты — а это всегда основное — были позитивны.
Нас предупредили: ожидается большое начальство. Оно обеспокоено и желает разобраться на месте, почему у нас возникли срывы в работе от первоначального графика. К этому времени мы уже пересмотрели график испытаний в сторону его ужесточения. Испытания шли круглосуточные, напряженными темпами, но сократить отставание от графика пока не удалось… Такие посещения летчикам и механикам хорошо известны и не вызывают особого восторга. По опыту знаем — или накануне, или во время визита случится какая-нибудь неприятность. Подобные неприятности получили известное печальное название: «визит-эффект».