В день возвращения нашего лунника я написал о тех минутах так: «Когда „Луна-16“ отлично трудилась на поверхности, когда она, как верная птица, полетела назад к своему дому, я подумал, что она послушна не только сухому и четкому коду радиокоманд, а еще особым сигналам, идущим из души ее создателей. Я думал о своих друзьях, которые вложили в нее столько сил, столько сердца, которые страстно желали ей счастливого пути, — и она ответила добром».
Так что, спрашиваете, самое важное в этой машине? Самое важное это — «душа» и труд ее создателей.
Пошли дни, полные радости. Наше письмо ЦК и Советскому правительству… Приветствие от руководителей партии и правительства… Митинг на заводе. Говорили много хороших слов от души. Георгий Николаевич отвечал на вопросы корреспондентов с нескрываемым удовольствием.
— Опять — «наибольшие трудности»? А в нашем деле ничего легкого нет. Все трудно. Но некоторые вещи дались особенно тяжело. В первую очередь это, конечно, механизмы, которые работали на Луне. Вот в таких диапазонах — от минус 150 до плюс 150 — предстояло провести испытание всех механизмов, которые должны работать с высокой точностью. Например, манипулятор должен автоматически провести укладку грунта и полную герметизацию капсулы. Для этого ему нужно работать в автоматическом режиме с ошибками, не превышающими малые доли миллиметра. При таком разбросе температур это не простая задача. А к этому надо добавить, что работать автомат должен в глубоком вакууме, в котором подвижные части могут намертво срастись.
— Как были организованы наземные испытания? Один из наших конструкторов сказал: «По принципу технического издевательства над машиной».
Шутки шутками, но мы действительно старались создать максимально тяжелые условия испытаний. Одних только спускаемых аппаратов изготовили несколько штук. Их раскручивали на центрифуге с огромными перегрузками, безжалостно трясли на вибростенде; сбрасывали с самолетов на больших и малых высотах — на море, в лес, горы, поля, кустарники, пустыню; обжигали на плазменных установках. Конечно, не все испытания спускаемый аппарат выдерживал сразу. Не вынес он, например, вначале «плазменную атаку». Чтобы выдержать напор «плазменного резака», теплоизоляционную шубу в идеале надо было бы сделать вообще без швов. Но, увы, это невозможно: во-первых, необходима отделяемая крышка парашютного отсека, которая должна отстрелиться и выпустить парашют. Кроме того, имеется отверстие, через которое закладывается грунт. Оно потом герметично закрывается крышкой, однако шероховатость, конечно, определенная остается, и она опасна. Но, как говорится, на все можно «найти управу», если потрудиться.
— Были во время полета «острые ситуации»?
«Острые»… они бывают в каждом полете любого нового аппарата. Всегда сердце испытателя учащенно бьется, когда выполняются те или иные операции…
Когда мы поняли, что на Луне стоит станция, что на ней движется механизм, опускается на поверхность Луны и начинает бурение, мы замерли. Перед нами на командном пункте стоял маленький макетик станции на столе. Глядя на него, мы представляли, как, допустим, какие-нибудь «лунатики» могут смотреть на наш загадочный аппарат, где нет ни одного живого существа и на нем что-то движется, поворачивается, что-то куда-то перекладывается.
И вдруг в это время сообщают, что в приборном отсеке быстрее, чем предполагалось по расчетам, начала падать температура. Конечно, начинаешь волноваться. Ведь впервые в истории космонавтики лунной ночью активно функционировал космический аппарат. В остальном, пожалуй, не было таких острых ситуаций. Впрочем, разве можно не назвать острой ситуацией старт ракеты с Луны? Когда ракета стартовала, на командном пункте взрослые люди целовались, смеялись, как малые дети…
— И вновь о распределении ролей между человеком и автоматом? Я приверженец автоматов.
Мы высоко оцениваем результаты американской программы «Аполлон». Однако, на наш взгляд, в настоящее время путь исследования Луны автоматами более рационален. Это, конечно, моя личная точка зрения, но вообще-то в любых оценках соображения экономичности должны играть не последнюю роль.
Я думаю, что в будущем мы сможем углубиться в лунную кору не только на 350 миллиметров, как сейчас, а значительно дальше.
Вполне реально создание на Луне автоматически действующих обсерваторий.
Разве космонавт выдержит условия Венеры, где на поверхности давление почти сто атмосфер и температура около пятисот градусов? Или возьмем, к примеру, Юпитер или Сатурн. Когда они будут доступны человеку? Может быть, только нашим внукам. Даже в исследованиях такой относительно благоприятной для человека планеты, как Марс, по-моему, автоматам типа «Луна-16» должна отводиться главная роль. Они могут, например, в конце концов дать ответ на древний вопрос: «Есть ли жизнь на Марсе?»