— Дело в том, что здесь мы были уже готовы ко встрече с «Die Zeitmaschine». Проклятые германцы! Они из всего могут сделать — черт знает что!
И тут, при тусклом свете лампочки, под утробное рычание двигателей, я узнал знакомое чувство головокружения, которое говорило о том, что «Рэглан» снова отправляется в путешествие во времени.
Книга третья. ВОЙНА С ГЕРМАНЦАМИ
1. Новый вид Ричмонда
Мое последнее перемещение во времени было самым дискомфортным и головокружительным, видимо, из-за неравномерного распределения платтнерита на осях первых моделей. Зато оно же оказалось самым коротким.
И вот джаггернаут замер.
Филби сидел со скрещенными на груди руками, свесив голову на грудь, представляя собой жалкое зрелище. Он поднял глаза, чтобы посмотреть время на настенных часах, и хлопнул рукой по костлявому колену.
— Ха! Вот мы и снова попали в шестнадцатое июня тысяча девятьсот тридцать восьмого года.
И он стал расстегивать страховочные ремни.
Я выбрался из кресла и подошел разглядеть поближе эти «часы». С виду обычный циферблат, на котором при ближайшем рассмотрении оказалось еще несколько счетчиков времени размером поменьше. Озадаченно хмыкнув, я постучал пальцем по выпуклому стеклу:
— Вы только посмотрите! — обратился я к Моисею. Этот хронометр показывает годы и месяцы. Не удивлюсь, если из него еще начнут выезжать фигурки, как из курантов, одетые в шубы и дождевики, обозначая наступление нового времени года!
Несколько минут спустя мы присоединились к капитану Хилари Бонд и ее молодому адъютанту, забравшему нас со склона Ричмонд Хилл (его звали, как сообщила мне Бонд, Гарри Олдфилд). Тесная рубка заполнилась до отказа.
— Я получила насчет вас инструкции, — сказала Бонд. Мне приказано доставить вас в Имперский колледж, где работает стратегический штаб Перемещений во времени.
Впервые слышал о таком колледже, и уж тем более — о штабе, но вопросов задавать не стал.
Олдфилд распахнул перед нами ящик. Там лежали металлические эполеты и газовые маски.
— Будет лучше если вы наденете это — на всякий случай.
Моисей с отвращением помял в руках резиновую маску со стеклами.
— По-вашему, я должен напялить это себе на голову?
— А как же, обязательно, — поспешил на помощь Филби, показывая, как это сделать. Там, снаружи, небезопасно, — пробубнил он из-под маски.
— Мы не дома, — сказал я Моисею, выбирая пару «эполет». Здесь свои правила игры.
Эполеты оказались тяжелыми, зато легко крепились к плечам. Маска же, врученная Олдфилдом, несмотря на то, что пришлась по размеру, была жутко неудобной. Стекла тут же запотели и по резине и кожаной окантовке потекли водяные струйки.
— К такому наморднику трудно привыкнуть.
— Привыкать не придется, мы не собираемся здесь задерживаться, — прогудел из-под маски Моисей.
Я повернулся к Нево. Бедный морлок в дополнение к школьному костюмчику получил смешную маску на несколько размеров больше своей головы.
Я похлопал его по плечу:
— Зато теперь ты окончательно смешался с толпой!
Он воздержался от ответа.
Мы выбрались из механической утробы «Лорда Рэглана» в яркий весенний день. Было около двух часов пополудни и Солнце играло на мрачно-пятнистой броне джаггернаута. Маска тут же заполнилась потом и едкими испарениями резины и стала в несколько раз тяжелее. У меня появилось чувство, словно на голове у меня мельничный жернов.
Небо в вышине распахнулось громадное небо, на котором не было ни облачка, хотя местами были заметны белые завихрения и трассы. На конце каждого из таких следов сверкала крошечная точка, слово пуля. Я сразу понял, что это какие-то летательные аппараты.
Джаггернаут остановился все на той же Питершам-Роуд. Но улица сильно отличалась от той, какой она была в 1873-м и даже в 1891-м. Многие дома я узнал, среди них и собственный — с поросшей мхом крышей и осыпавшейся штукатуркой. Однако сады и террасы были все те же и давали урожай растений которых мне видит не доводилось. Заметно было также, что пострадали и многие дома — словно здесь недавно прошло землетрясение. От некоторых строений остались одни фасады, торчащие из земли. Крыши же и внутренние стены обвалились — и в них зияли пустые окна. Многие дома стояли обугленные, опустошенные огнем. От других остались лишь кучи битого кирпича. Пострадал даже мой дом: лаборатории больше не было. Судя по всему, разрушения произошли давно: всюду пробивалась зелень и молодые деревца, окна, словно шторами были завешены прутьями ив. Казалось, жизнь торопилась восстановить ущерб, нанесенный войной.
Все те же деревья спускались по склону к Темзе, уже заметно выросшие. Они также носили следы разрушений. Пьер не пострадал, но от ричмондского моста остались только покосившиеся опоры. Питершамские луга были засеяны все теми же незнакомыми культурами, что и в садах, а по реке плыла какая-то ржавая пена.
И вокруг ни души. Ни одной повозки, кеба, экипажа. Разбитая мостовая заросла сорняком. И ни звука человеческого присутствия: ни смеха, ни криков, ни детского шума. Даже птицы молчали.
И Темза была непривычно пустой: здесь не было прогулочных лодок с пестрыми зонтиками, и на прибрежных склонах не горели костры пикников — что было типично для середины июня.
Все это исчезло, и, возможно, навсегда. Чем-то зрелище напоминало живописные руины 802701 года. Я даже представить себе не мог, что Лондон так скоро докатится до подобного состояния!
— Боже Великий, — произнес Моисей, — что здесь стряслось? Что произошло с Англией? Она вымерла?
— Англия в порядке, — поспешил сообщить Олдфилд, — но эти края теперь небезопасны. Газ и воздушные торпеды загнали всех под Купола.
— Филби, — обратился я к приятелю, — Что стало с духом нации? Почему здесь никто ничего не восстанавливает?
Рука Филби в защитной перчатке легла мне на плечо.
— Однажды нам довелось пережить такое, что наша жизнь изменилась безвозвратно. Раз и навсегда. Так что теперь дух нации в другом.
Тут голос его сорвался.
— Пойдем, — сказал он, — лучше не задерживаться — место открытое.
Вскоре металлический остов «Рэглана» остался далеко позади. Мы устремились по дороге в сторону центра города. Наше шествие замыкали двое солдат. Остальные спешили сзади, то и дело беспокойно поглядывая в небо. Я заметил, что Бонд заметно прихрамывает на левую ногу.
Я еще раз прощально оглянулся на джаггернаут, где, как в металлическом сейфе, хранилась сейчас машина времени — мой последний и единственный шанс вернуться домой из этого бесконечного кошмара альтернативных историй. Но теперь машина была недоступна — оставалось только ждать случая.
Мы шли по Хилл-Стрит, затем свернули на Джордж-Стрит. Не был и следа привычной суеты и шика, царивших на этой улице, полной лавок и магазинов. Универмаги Гослинга и Райта были заколочены, и даже доски на витринах успели выцвести под Солнцем. В одном из расколоченных окон блеснул крысиный взгляд мародера. Мы свернули за выступающий угол фасада мимо столба тумбы с содранными афишами и разбитым стеклом.
— Это бомбоубежище от воздушных налетов, — успокаивающе шепнул Филби сказал Филби, заметив мое беспокойство. — Одно из ранних конструкций. В случае прямого попадания… Вот на этой тумбе маски и респираторы, для гражданской обороны. Всем этим пользовались, пока не появились Купола.
— Я вижу, мир изменился к худшему, если в нем появились таким слова как «бомбоубежище», Филби.
Он вздохнул:
— Ничего не поделаешь, ведь у них воздушные торпеды.
— У них?
— Я имею в виду германцев. Летательные аппараты, способные разбомбить все на двести миль в округе и вернуться на базу. Это механические приспособления, управляемые без вмешательства человека. Воистину мир чудес; множество потрясающих открытий было сделано во время войны и во имя ее. Так что вам здесь будет интересно.