Финес жил почти на самой окраине, в первом доме с красивым садиком перед ним. Справа привязанная дремала старая каурая низкорослая кобыла. Значит, хозяин дома. Калеб постучался в хлюпкую дверь. Несколько минут была тишина, но вот торопливые шаги по лестнице, и перед монахом появляется сам Финес, как ни странно, не в белом, а в грязно бежевом одеянии. Лицо встревожено.
- О, отец, наконец то вы пришли ! Моей жене так плохо! - пока торговец говорил, Калеб невольно забавлялся тряской его двух подбородков, отметив про себя, что этот благочестивый христианин в жизни бы не проделал такой путь, какой только что проделал молодой человек. Тем не менее, он торопливо взбежал по лестнице, где на втором этаже в маленькой светлой комнате лежала хрупкая женщина под грудой одеял, хотя в помещении было весьма жарко. На стенах картины не по обыкновению стояли прислонённые, а не повешенные. Одному Богу было известно, откуда они взялись. Часть из них изображали женщин, видимо, дворянок. В комнате так же стоял деревянный столик с различными бутылочками, которые, похоже, были различными ароматическими маслами, казалось, собранными по всему миру.
- О, - протянула женщина, освобождая из-под груды покрывал тонкую руку с обвисшей кожей. Калеб подошёл ближе. Лицо больной, слишком бледное для критянки, осунулось, под глазами тяжёлые мешки, кожа сложилась морщинками. Темно карие глаза лихорадочно блестели. - О-о-о-о.
- Все в порядке, дочь моя, - прошептал монах, беря протянутую руку. На глазах женщины появились слезы. - Я рядом.
- Я могу чем-нибудь помочь? - нерешительно спросил Финес, переминаясь с ноги на ногу в проеме, заполнив его полностью.
- Я был бы признателен, если вы уйдёте, - Калеб многозначительно посмотрел на торговца. Тот кивнул, вытер лоб рукой и, тяжело вздыхая, принялся медленно спускаться по лестнице.
-О, - благодарно прошептала больная. Калеб попробовал равнодушно оценить тяжесть болезни. Судя по всему, она прогрессировали слишком быстро, чтобы организм мог справится. Лечение бесполезно. Бедняжке осталась пара дней. Монах достал из своей сумки, которая пряталась в складках его рясы, небольшой пузырёк и дал женщине. Та едва не выронила его из слабых рук. Калеб помог ей выпить содержимое. Лекарство было ужасно горьким, но больная лишь слегка поморщилась.
- Пусть упокоит Господь твою душу, - прошептал одними губами, чтобы она не услышала. Что-то в его душе всколыхнулось. Ещё одна смерть практически на его руках. Люди так легко приходит в эту жизнь, а уходят в мучениях. Зачем тогда им рождаться?
Оставаться больше смысла не было, так что Калеб, увидев, что больная засыпает, тихо встал и покинул дом. Финес стоял рядом с кобылой и гладил её скорее машинально, нежели осознанно.
- Она выздоровеет? - тут же спросил он, увидев молодого мужчину. Хотя в глазах Надежды не было.
- Нет. - отрезал монах.
- Жаль... - прошептал торговец. - Она была хорошей женой. Верной. Не то, что я. И много ей осталось?
- Несколько суток, я думаю.
- Гм... Гм... - Финес подошёл ближе. - А этот процесс нельзя, ну... Ускорить?
- Что? - Калебу показалось, что он ослышался. О чем говорит этот человек?
- Зачем бедняжке мучится? Глядя на неё, мне кажется, что так было бы гуманнее...
- Вы хотите её убить? - уточнил монах, прищурив глаза.
- Нет, но на самом деле, да. Мне так стыдно! Не думаю, что Господь когда-нибудь простит меня, но избавить мою бедную женушку от мук было бы самым верным поступком за последнее время. Я так часто ей изменял!
Слова лились из Финеса, словно прорвавшийся поток. Его руки продолжали теребить равнодушную лошадь. Калеб не знал, как реагировать. В его душе чередовался праведный гнев и совесть. Ведь он не лучше, и становиться судьей не имеет никакого права.