Португалец, изменяющий берег шагами, допил наконец свой ром и присоединился к двум венецианцам, которые, за неимением своей бутылки, сухих вещей и женщины, грелись друг о друга, чем в иной раз развеселили бы команду. Бастос тяжело плюхнулся на песок и, покуриваю сигару, пачку с которыми он носил на Толстой цепи на шее, стал наблюдать за работой остальных. Но даже он, обычно щурившийся из-за плохого зрения, без усилий увидел в руках Исайи сверкающий на солнце кулон. Не могли не заметить этот блеск и другие члены команды, которые, побросав свои дела, собрались на берегу, чтобы поближе рассмотреть прекрасное украшение.
Исайа, довольный тем, что без каких-либо усилий смог привлечь внимание команды, неторопливо вышел из воды, лишь тогда ощутив всю полноту усталости и легкое головокружение из-за многочисленных поспешных погружений. Присвистнув, запрыгнул на спину своего верного Франко, обливая спину жеребца соленой водой, отправив его легкой рысью вокруг команды, собирая её в четко оформленную фигуру. Капитан помахал еще раз украшением перед носом Эрнесто, который стоял у кромки волн, едва не задев лицо боцмана.
- Чье? – Исайа, несмотря на свой легкомысленный вид, быстро научился разбираться в людях и сейчас внимательно вглядывался в лица своих друзей, которых он знал уже много лет, быть может, что-то все-таки было упущено из виду. Хотя набор команды начался еще с тех самых пор, когда отец брал его в порт, чтобы показать корабли, а простые мальчишки, сыны торговцев, бегали между людей и так же заворожённо глядели на яркие паруса и грубые лица моряков. Так Исайа познакомился с Ферро, Беппе и Гуэрино. Они были на пару лет его старше и всегда ходили своей троицей, то и дело воруя у рассеянных продавцов рыбу или мидии. Маленький Исайа, в детстве при своем низком росте, миленьком личике и белокурыми волосами, тем самым походивший на ангелочка, очень сильно хотел поспеть за старшими ребятами и вместе с ними играть в дерзкого юнца. Иногда он увлекался, воображая себя главарем их маленькой шайки, но то и дело получал подзатыльники от Гуэрино, когда слишком зазнавался.
Но в один прекрасный день мир расширился, когда отец посадил жену и сына на корабль, плывущий на Крит, в Ситию. В тот день Риммини перестал быть любовью мальчика, потому что сердце его раз и навсегда покорило синее море. С десяти лет они с матерью жили в маленьком домике близ одичалой Ситии. Мать, некогда молодая и красивая женщина, быстро постарела от ежедневной изнуряющей работы, а Исайа лишь задавался вопросом, зачем им было перебираться на остров, когда весьма сносно они жили в городе. Хотя откуда было знать мальчику, что его отец, знаменитый корсар, переживая за здоровье любимой женщины, забрал её с родного острова на большую землю под угрозой собственной жизни и весьма неплохо походил на простого торговца рыбой, пока его друга Лукрецио не поймали за перевозкой контрабанды, и завязавшееся расследование открыло дожу глаза на неприметного с виду человека. Быстро попрощавшись с любимой ранним утром, когда солнце только-только начинало ласкать горизонт, Игнато посадил семью на "Лукрецию" и скрылся среди узких портовых улочек, чтобы, избавившись от оставленных вещей, купить себе старого мерина и гнать до полудня вдоль берега взор не встретит белоснежно-алые паруса "Огнеупорного". Но больше знаменитый корсар в жизни своей семьи не появился, а паруса с яркой окраской остались лишь мечтой, унесенной южным ветром.
На Крите, во время поездки на другой конец острова, Исайя познакомился с умным и начитанным парнишкой, который был на полгода старше, когда оба заглянули в обувной магазин за парой отличных крепких сапог, которых Лука хотел купить, а Исайа - украсть. Разглядывая оборванца, молодой аристократ, владеющий тремя языками, искусством верховой езды и игрой на музыкальных инструментах, с легкой завистью отметил свободу, гуляющую в голубых глазах, играющая в недетских мышцах молодого загорелого тела. Все в жизни Луки было утонченно - дом, семья, еда, братья и сестры, одежда и даже статный гнедой пони, привезенный отцом из Англии на прошлый день рождения. Но у него не было друзей, а точнее, времени на них, ибо, как говорила мать, превыше всего стояло образование, которое никогда не будет дано челяди. Лука внутренне улыбался, когда смотрел на зачарованный взгляд Исайи, который присмотрел себе в дальнем углу красивые темно-бордовые красные сапоги из тонкой кожи. Работа была столь изящной, что стоимость едва ли превышала ту, на которую мог рассчитывать сам Лука.