Ободранная ладонь начала саднить, а по разорванной штанине пижамных штанов стекала кровь. Все было так же скверно, как в то лето, когда мама сняла с ее велосипеда тренировочную пару колесиков; но тогда, уже позже, вся покрытая ссадинами и царапинами (коленки превратились в сплошные струпья), Коралайн почувствовала, что чего-то достигла. Она училась чему-то, делала нечто, чего не умела делать раньше. Теперь же она не чувствовала ничего кроме холода потери. Дети-призраки теперь потеряны. Потеряны родители. Потеряна она сама. Все потеряно.
Коралайн закрыла глаза и страстно пожелала провалиться сквозь землю.
Раздалось вежливое покашливание.
Она открыла глаза и увидела крысу. Крыса лежала на мощеной кирпичами дорожке у подножья крыльца; на морде – которая была на несколько сантиметров дальше от тела, чем положено – застыло изумленное выражение. Усы крысы больше не двигались, глаза были широко распахнуты, пасть скалилась желтыми острыми зубами, а на шее влажно блестела кровь.
Рядом с обезглавленной крысой с самодовольным выражением лица сидел кот, придерживая одной лапой серый стеклянный шарик.
– Кажется, я уже упоминал, что в лучшие времена крысы меня не прельщают, – сказал кот. – Однако, мне показалось, что эта крыса зачем-то понадобилась тебе. Надеюсь, ты не против моего вмешательства?
– Кажется... – выдавила Коралайн, пытаясь отдышаться. – Кажется ты и впрямь что-то такое говорил.
Кот поднял лапу, и шарик покатился к Коралайн. Она подняла его, и в голове прозвучал последний настойчивый голос:
«Она обманула тебя! Она никогда не сдастся, уже заполучив тебя. Она скорее отрежет себе руку, чем отдаст кого-нибудь из нас!»
Волосы на затылке Коралайн встали дыбом: она поняла, что голос девочки сказал правду.
Она положила шарик в карман халата, к остальным. Теперь у нее все три шарика.
Все, что оставалось Коралайн – найти своих родителей.
А это, если она не ошиблась, было проще простого. Коралайн точно знала, где ее родители. Если бы она потрудилась задуматься, она бы поняла, что знала это все время. Ненастоящая мама не могла ничего создавать. Она лишь преобразовывала, искажала, изменяла вещи.
А каминная полка в гостиной ее настоящего дома была пуста. Но кроме этой догадки в голове Коралайн была и другая.
– Моя ненастоящая мама! Она собирается нарушить свое обещание. Она не отпустит нас, – воскликнула Коралайн.
– Меня бы это не удивило, – ответил кот. – Как я уже говорил, нет никакой гарантии, что она будет играть по правилам. – И тут он поднял голову. – Ничего себе, ты это видала?
– Что? – не поняла Коралайн.
– Оглянись назад, – сказал ей кот.
Дом, казалось, сделался совсем плоским. Он напоминал уже даже не фотографию, а скорее чей-то незаконченный рисунок, лишь угольный набросок дома на мглистой бумаге.
– Что бы ни случилось, – сказала Коралайн коту. – Спасибо тебе за крысу. Кажется, я уже почти выиграла, правда ведь? Так что можешь отправляться себе в туман – или куда ты там уходишь – и, ну... надеюсь, встретимся дома. Если она отпустит меня домой.
Но шерсть у кота встала дыбом, а хвост распушился, как ершик трубочиста.
– В чем дело? – спросила его Коралайн.
– Они исчезли! – ужаснулся кот. – Их больше нет – дорог, ведущих сюда и отсюда! Они просто-напросто стали плоскими.
– А это плохо?
Кот опустил хвост, в ярости дергая им из стороны в сторону, и издал низкий ворчащий горловой звук. Затем пошел по кругу, пока совсем не отвернулся от Коралайн, и начал шаг за шагом осторожно пятиться, пока не уткнулся ей в ногу. Коралайн нагнулась и погладила его, почувствовав, как сильно бьется кошачье сердце. Кот дрожал, как сухой лист на ветру.
– Все с тобой будет в порядке, – попыталась утешить Коралайн. – Все будет хорошо! Я отнесу тебя домой.
Кот не ответил.
– Ну же, кот! – позвала она, шагнув к ступеням. Но кот остался где стоял; он казался очень несчастным и – странная вещь – как будто даже уменьшился.
– Если она одна может выпустить нас отсюда, – сказала Коралайн, – значит, именно к ней мы и пойдем. – Она вернулась к коту, подняла его одной рукой, устроив его передние лапы у себя на плече. Кот был тяжел, но вовсе не настолько, чтоб его нельзя было носить. Он лизнул ей ладошку, откуда сочилась кровь.
Коралайн медленно, не пропуская ступенек, поднялась по лестнице, направляясь уже в свою квартиру. Она думала о стеклянных шариках, постукивающих в кармане, о своем камне с дыркой, о жмущемся к ней коте.
И вот, дойдя до двери, словно нацарапанной неумелым малышом, Коралайн толкнула ее, почти уверенная, что сейчас ее рука разорвет бумагу рисунка, а за ним окажется необозримая темная пустота, усеянная звездами. Но дверь открылась, и Коралайн вошла.