Я не мог удержаться от улыбки, увидев его; наружность его точно отвечала описанию, сделанному Дюссироном. «Барон» Франшар был среднего роста, немного толст; седые волосы были зачесаны в хохолок на темени; он носил короткие бакенбарды, а губа его была тщательно выбрита. На нем был черный сюртук и серые брюки. Его сжатые губы, угловатый подбородок, выступающие надбровные дуги и густые брови указывали на упорство; а его взгляд без выражения не обнаруживал ума, который мог бы сдерживать это свойство.
Он встретил нас вежливо и торжественно.
— Добро пожаловать в мой дом, господин доктор, — сказал он, протягивая мне руку. — Я сожалею, что честь познакомиться с вами выпала мне на долю благодаря столь печальным обстоятельствам. Потрудитесь войти в мое жилище.
Я ответил кратко и последовал за Франшаром в сени, которые узнал по описанию Леира. Дом имел важный вид, и внутренним устройством слегка напоминал английские постройки начала эпохи Виктории. Я не успел рассмотреть обширную переднюю, лестницу, галерею, которые узнавал; лакей взял у меня шляпу и пальто, и я вошел с хозяином в комнату строгого стиля, всю уставленную высокими библиотечными шкафами. Я и Дюссирон были церемонно приглашены присесть, а хозяин дома, заняв место между нами на вращающемся кресле, которое он повернул к камину, обратился ко мне со следующими словами:
— Доктор Дюссирон должен был сообщить вам причины, из-за которых мы обращаемся к вашим знаниям. M-lle Франшар, моя дочь, находится в сильнейшей лихорадке и беспрерывном бреду. Мой друг Дюссирон признал, что ваши советы необходимы в данном случае. Прошу извинения за причиненное вам большое беспокойство.
— Я только исполняю обязанность моей профессии, сударь, — ответил я. — Будьте добры ознакомить меня с обстоятельствами, при которых проявилась болезнь m-lle Франшар.
— M-lle Франшар, — торжественно начал хозяин, — отправилась с нами сегодня утром к обедне. Она обнаруживала прекрасное расположение духа, и здоровье ее казалось цветущим. После обедни я остановился на несколько минут на площади, разговаривая с некоторыми лицами. Когда я присоединился к баронессе и дочери в ландо, которое отвозило нас, то увидел значительную перемену во внешнем виде m-lle Франшар. Она была молчалива и озабочена. Я воздержался от всякого вмешательства. По приезде сюда, она попросила меня переговорить с ней.
Чтобы вы могли понять дальнейшее, господин доктор, мне необходимо уведомить вас об одном особом обстоятельстве. Моя дочь просватана за одного из наших соседей, господина Делиля, молодого человека прекрасной фамилии, правнука графа Делиля, бывшего хранителем печати в царствование Людовика-Филиппа. Узы давнишней дружбы соединяют эту семью с моей. M-lle Франшар не возражала на предложение господина Дели ля, который, казалось, нравился ей.
Как же я был удивлен, когда моя дочь, позвав меня в библиотеку, где мы сейчас находимся, бросилась мне на шею и просила меня, выказывая самое сильное волнение, отложить ее свадьбу! Она хотела подумать, находила себя чересчур молодой, немного неопытной и слишком мало знающей жизнь, чтобы связывать себя окончательно. Я ответил ей, как и был обязан, что ее колебания запоздали, что господин Делиль уже получил наше согласие и что ничто не может заставить меня изменить данному слову. Я прибавил еще, что ее счастье мне так же дорого, как ей самой, и что выбор, сделанный мною, мне кажется, обеспечивает будущее.
К моему возрастающему удивлению, m-lle Франшар настаивала; а моя дочь — самое послушное дитя на свете: она никогда не противоречит ни мне, ни матери. Я захотел узнать причину перемены в ее настроении; она сказала, что Святая Дева не хочет, чтобы она выходила за Делиля, а Сама выбрала ей мужа. Мне показалось, что моя дочь сошла с ума, и я высказал ей, может быть, немного легкомысленно, — в чем я себя и обвиняю, — что Святая Дева никогда не занимается этими вещами, что наша религия приказывает детям повиноваться своим родителям, а, следовательно, Святая Дева не могла бы толкать ее на неповиновение мне. Горе m-lle Франшар выразилось более бурно…
Рассказ Франшара был прерван появлением госпожи Франшар, женщины сорока пяти или пятидесяти лет, правильные черты лица которой носили следы полуувядшей красоты. Госпожа Франшар казалась безличной, незначительной, но взгляд ее выражал кротость и доброту. Франшар встал, я сделал то же, и он представил меня с соблюдением всех формальностей.
— Господин доктор Эрто, — баронесса Франшар!
Когда хозяйка села, хозяин продолжал: