— Аминь, батюшка, — смеясь, ответил я: мне показалось, что добрый священник проповедует ересь, называя Бога отцом всего живущего.
Аббат Жога, казалось, угадал мысль, потому что сказал:
— Св. Франциск Ассизский называл волка своим братом и молился вместе с птицами. Но я пришел не для того, чтобы читать вам проповедь. Я смотрю на вас, как на поборника за Пресвятую Деву, и пришел узнать, что вы сделали и что рассчитываете сделать для торжества Ее предначертаний.
— Я очень боюсь, что Пресвятая Дева не восторжествует сразу, господин аббат. Госпожа Франшар — на нашей стороне, но она даже не попытается противоречить мужу. M-lle Франшар выкажет мистическую покорность воле Божией, и если, как я надеюсь, она сделает положение своего мужа невыносимым, то будьте уверены, что не нарочно. Я думаю, что завел в ней одну пружинку, которая будет действовать сама по себе.
— Что вы хотите сказать?
— Не знаю, поймете ли вы меня, господин аббат, потому что, для выяснения моей мысли, мне придется затронуть область, совершенно чуждую вашим познаниям.
— Все-таки скажите, доктор!
— Если так, то скажу, но под печатью тайны, как на исповеди, мой дорогой аббат, — и, быстрыми шагами расхаживая с аббатом по безмолвным аллеям парка, я изложил ему следующее:
— M-lle Франшар — чрезвычайно чувствительная натура. У нее — нервная система редкой утонченности, и я уверен, что она представляет собой тип выше среднего. Через пятьсот или тысячу лет, если наша цивилизация не погибнет от какого-нибудь кризиса, подобные нервные системы будут более многочисленны. Число их будет возрастать по мере приближения человечества к совершенству, так как прогресс обусловливается непрестанным совершенствованием спинномозгового аппарата человека. Через тысячу или через десять тысяч лет, — я не знаю, — но несомненно, что со временем люди будут более чувствительны и более впечатлительны. Это не доставит им страданий, ибо человечество станет лучше: оно будет снисходительнее, терпимее и кротче; уважение к свободе каждого возрастет.
Теперь совсем не так: у человека всегда непреоборимое влечение подчинять других своей воле. Мы считаем необходимым заставлять других исполнять то, что нам кажется добром. Мы хотим обязать людей стать добродетельными и наказываем преступающих наш социальный катехизис, то есть свод законов. Я не критикую, господин аббат, а лишь констатирую факты. Но, не правда ли, вы согласитесь со мной, что у нас есть известные догматы и что мы наказываем тех, кто их нарушает? Мы заключаем в тюрьму жену, обманывающую своего мужа без оплаченного согласия последнего; туда же сажаем, без различия, убийцу, двоеженца и торговца контрабандными спичками.
Добрый священник вздохнул; я же продолжал так:
— Возвращаюсь к моей первоначальной теме: людям с нервной системой, чересчур утонченной, приходится плохо в среде современного человечества. Это самое относится к девице Франшар. Такие люди страдают гораздо более других; их расстраивают неприятности, незаметные для так называемого среднего человека; необходимое условие их изощренной чувствительности — неустойчивое равновесие их нервов, — легко нарушается; поэтому врачам простительно считать больными эти образчики опередившей нас эволюции. Девять десятых моих коллег диагностировали бы истерию у нашей милой девицы, которая совершенно свободна от этого неопределенного и малоизученного невроза.
Вот на конституциональных особенностях темперамента m-lle Франшар я и построил мой план! Натуры, подобные ей, очевидно, весьма сложны: одно из самых любопытных свойств, ими проявляемых, есть раздвоение умственной деятельности. У них, в некотором роде, два тока интеллектуальной жизни; один связан с их нормальным личным сознанием, другой остается ему как бы чуждым. Это похоже на те реки, которые текут как бы двумя этажами: частью на поверхности, частью под землей.
Натуры, о которых я говорю, представляют еще одну особенность: они способны интегрироваться с той или другой из этих умственных жизней. Я хочу сказать, что их сознание может слить воедино оба тока, о которых я говорил. Это бывает редко в личном сознании; соединение происходит обыкновенно в том токе скрытой умственной жизни, который представляет нам общее, безличное сознание, подсознание.
Это обширное сознание относится к личному так, как озеро — к океану. Между ними происходит непрерывный обмен. Как вода из озера вливается в море реками и возвращается обратно в виде туч, дождей и потоков, так и психические акты общего сознания могут появляться в личном сознании под чрезвычайно различными формами, обыкновенно — в виде побуждений и внушений; даже чаще всего побуждение осуществляется, внушенный поступок исполняется под влиянием непреодолимой силы, которой личное сознание подчиняется, не понимая ее. Моя речь должна казаться вам неясной?