— Итак, мое присутствие вам будет неприятно?
На несчастную женщину жалко было смотреть. Она плакала и ломала себе руки. Ее молчание, ее видимое отчаяние усиливали подавляемое раздражение господина Делиля. Этот человек, манеры которого так вежливы, должен быть склонен к насилию. Всего более он боялся показаться смешным. Гордость внушила ему неудачную меру.
— Вы мне не отвечаете? Между тем, вы знаете, что я не требую от вас покорности, на которую имею право, а жду вашего сердечного расположения. Я не намерен докучать вам сверх необходимости; ложитесь и спите, если желаете, но позвольте мне лечь здесь же, в этой комнате, около вас. Я буду завтра посмешищем всей прислуги, если вы заставите меня ночевать отдельно, или если ваше странное упорство будет замечено хоть кем-нибудь.
— Ох, Боже мой, Боже мой! — закричала Люси, бросаясь на колени перед аналоем у подножья распятия из слоновой кости. — Приди ко мне на помощь! Господи, сжалься надо мной!
Нетерпение господина Делиля возрастало. Он сделал несколько шагов, прошелся взад и вперед по комнате, затем остановился около аналоя и, посмотрев на Люси, которая рыдала, шепотом призывая Бога, Иисуса и Пресвятую Деву, сказал с притворной кротостью:
— Нелепо так нервничать. Встаньте, разденьтесь и ложитесь. Ночь отдыха вернет вам спокойствие, в котором вы, кажется, нуждаетесь.
Люси как будто не слыхала.
Господин Делиль подошел к ней и слегка потряс ее за плечо.
— Послушайте, Люси: кажется, уж теперь довольно. Ложитесь.
Слезы ее потекли еще обильнее. Стиснутые руки, голова, склоненная на аналой, грудь, потрясаемая рыданиями, — все выражало ужасное отчаяние. Самолюбие господина Делиля оказалось сильнее жалости.
— Вы смешны, душа моя, и навязываете мне глупую роль. Что же, мне самому укладывать вас? — сказал он после довольно долгого молчания. Я видел, что его брови нахмурились, лоб наморщился, зловещий огонек зажегся в его глазах.
— Ну! Довольно! — сказал он наконец и хотел грубо поднять молодую женщину на руки, чтобы снести ее на кровать. Люси оказала сопротивление; ее волосы рассыпались, ее пеньюар и сорочка с высоким воротом разорвались в борьбе, и белая грудь молодой девушки раскрылась в девственной красоте. Господин Делиль прильнул к ней губами. Я кинулся на него, забыв, что я — лишь невесомая тень. В то же время Люси неистово вскрикнула, и я увидел, что она упала на пол, где забилась в ужасных конвульсиях.
Стоя рядом, господин Делиль растерянно смотрел на нее.
— Славный подарочек преподнес мне отец Фюрстер! — проговорил он сквозь зубы.
После минутного колебания он поднял Люси, отнес ее на постель и позвонил горничной. Та явилась немедленно.
— Побудьте с барыней: она нездорова, — сказал он просто и ушел, выказывая притворное спокойствие.
Я наклонился над бесчувственным телом Люси и положил руку ей на лоб, чтобы ее успокоить. Затем я увидал, как мало-помалу отделилась ее душа, и передо мной предстало ее „духовное тело“.
— Вы были здесь? — спросила Тень.
— Да.
Она сложила руки, подняла к небу глаза и сказала с жаром:
— Сжалься надо мной, Боже!
Потом села и, как мне показалось, тихо заплакала. Я стал перед ней на колени, обнял ее за талию и молча плакал с нею, прислонившись лбом к ее коленям. Так мы пробыли до утра с тоской на сердце и в столь тесном единении, что, кажется, даже думали заодно. Я слышал ее мысли так же, как она мои; наши души сливались в общем горе.
Было семь часов утра, когда я сразу проснулся у себя в постели.
19 марта.
Я был печален и озабочен весь день. Под предлогом сильной мигрени я лег спать в 8 часов вечера и скоро заснул, положив коралловые четки на сердце.
Я очутился в комнате Люси. Она была одна, лежала на кушетке и, казалось, дремала. Я подошел и длительно поцеловал ее в лоб. Ее сон как будто стал еще глубже; она вздрогнула и сказала мне:
— Это ты?
— Да, моя возлюбленная.
Я взял ее за руки, и вскоре душа ее обособилась, тогда как тело приняло вид трупа.
— Не покидай меня, — сказал я душе Люси, — не покидай меня более.
Она обвила меня руками за шею, а голову положила ко мне на плечо; я прижал ее к себе.
Так мы пробыли некоторое время, думая заодно; потом в дверь несколько раз постучали.
— Останься со мной, — сказал я Люси, — останься, хотя бы тебя звали и трясли твое тело. Останься!
И я крепче прижал ее к груди. Мне казалось, что сердце ее усиленно бьется: вся ее нежная оболочка дрожала.
Горничная ушла; мы слышали, как затихали ее шаги; несколько минут спустя раздались другие шаги, более решительные и звучные; после быстрого стука дверь отворилась и, нахмуренный, вошел господин Делиль. Он подошел к Люси и потряс ее, как бы стараясь разбудить.