Отец Фюрстер был человек среднего роста, худой и сухощавый. Волосы седые, короткие, подстриженные ежиком, покрывали и макушку, где обыкновенно бывает тонзура. У него был высокий лоб, прямой нос, блестящие черные глаза, узкие сжатые губы и угловатый подбородок. К этому лицу совсем не шли усы, плохо расправленные и как будто заблудившиеся на нем. На отце Фюрстере был черный сюртук, рубашка с отложным воротником и, также черные, жилет и брюки. Он, очевидно, совсем обмирщился. Вся его внешность говорила о силе ума и характера.
Мое наблюдение было сделано быстро, и в одно мгновение я смерил моего противника, говорившего мне в это время:
— Я уже более не «отец» Фюрстер: тяжелые обстоятельства, в которых мы теперь находимся, заставили меня покинуть мой орден. Будучи священником, я даже не смею больше носить рясу.
— Я прихожу к вам не как враг, по крайней мере теперь, батюшка; но от вас зависит, чтобы я им сделался. Вы слишком большая величина, чтобы даже пробовать бороться с вами хитростью, и я предпочитаю сразу объяснить цель моего посещения, рискуя показаться вам грубым. Я пришел просить вас употребить ваше влияние, чтобы добиться уничтожения брака супругов Делиль.
— Несмотря на все желание доставить вам удовольствие, милостивый государь, я не могу исполнить вашей просьбы и помочь вам своим влиянием; вы просите о деле, совершенно от меня не зависящем.
— Я выражусь точнее. Прошу вас только, будьте так любезны отвечать на мои вопросы.
— Охотно, если могу.
— Вы знаете, что меня пригласили для подачи помощи господину Леиру и мадемуазель Франшар?
— Да, милостивый государь.
— Вы знаете также, что я советовал барону Франшару не препятствовать дочери в расторжении брака, в котором она несчастна?
— Да.
— Зачем вмешались вы в это дело? Зачем пустили вы в ход ваш ум, вашу силу убеждения и ваше влияние, чтобы довести до конца проект, сделавший несчастными обоих супругов?
— Я обязан отчетом только своим начальникам.
— Хорошо. Зачем же еще недавно вы убедили господина Делиля и господина Франшара пригласить преданного вам врача, опровергнувшего мнение, высказанное господином Кенсаком и мною?
— Я вас не понимаю, милостивый государь.
— Выражусь еще яснее. Я умоляю вас сказать мне, почему вы посоветовали отцу и мужу мадемуазель Франшар пригласить доктора Понтарлье, который, повторяю, предан вам.
— Доктор Понтарлье мне не предан.
— Возможно; скажем, что он предан вашему ордену; он — председатель того гражданского общества, которому вы фиктивно продали вашу недвижимость.
Отец Фюрстер не шевельнулся.
— Тогда я вам скажу вот что, — продолжал я. — Вам поручено подготовить реванш католиков на будущих выборах, и вы думали, что брак господина Делиля с мадемуазель Франшар обеспечил бы кандидатуру вашего бывшего ученика. Ваш расчет ловок, хотя успех все-таки не обеспечен. При посредстве различных особ вы уже раздали 12,000 франков в округе, занимающем нас. Вы передали эти деньги следующим лицам, — я назвал фамилии, — получили же вы эти 12,000 франков из банка X., принявшего, на имя вашего швейцара, чек Лейпцигского банка от 17-го июля.
Монах слушал меня, по-видимому, не смущаясь.
— Вы поступили так же в Шаранте; я знаю имена ваших кандидатов и ваших агентов: эти последние уже получили от вас 20,000 франков по чеку Гаррисона и Смита в Лондоне. Чек был выдан на имя известного негоцианта, состоящего членом административного совета гражданского общества, ставшего на место вашей конгрегации.
Продолжая в том же тоне, я назвал бывшему монаху фамилии его кандидатов и агентов, а также и происхождение сумм, истраченных им для предвыборной агитации. Конечно, я не сказал, какой бескорыстной измене был обязан большинством моих сведений.
Не будь я так уверен в их точности, спокойствие отца Фюрстера могло бы убедить меня в противном. Он дал мне договорить, не прерывая и, когда я кончил, ограничился следующими словами:
— Я чрезвычайно удивлен всем, что вы мне рассказываете, милостивый государь, но не вижу никакой пользы в вашем сообщении. Однако, так как долг повелевает мне донести об этом моему начальству, то прошу вас дать мне на это два дня срока. Вы видите, что я не скрываю от вас моего действительного положения.
— Даю вам эти два дня, батюшка, и искренне желаю, чтобы нам не пришлось воевать друг с другом. Вот изложение дела, которое я не замедлю представить правительству, если вы меня к этому принудите.
Я откланялся и оставил ему записку, в которой точно указал движение сумм, розданных отцом Фюрстером или его союзниками, и имена их различных агентов. Это был настоящий доклад, написанный мной. Монах принял записку, не выказывая смущения, и проводил меня до решетки с самой бесстрастной вежливостью. Я не знал, достиг ли я своей цели, так как энергичный монах не обнаруживал ни волнения, ни удивления, ни тревоги.