Я очутился в комнате молодой девушки. Эта комната была обита голубой материей и заставлена стульями, креслами, столиками, полными безделушек. Платье было разбросано в беспорядке в ногах кровати и по ближайшей мебели… В камине еще горели дрова. В комнате было темно, однако я различал мельчайшие подробности. Наиболее прелестное зрелище я увидел на кровати в стиле Людовика XV, из вызолоченного дерева, которая находилась направо от входной двери.
На ней спала молоденькая девушка; она лежала на правом боку, повернувшись ко мне лицом. Я никогда не видывал такой прелести. Представьте себе свеженькое личико с нежными чертами, розовым цветом кожи, длинными темными ресницами и тонко очерченными губами, слегка приоткрытыми над ослепительно белыми зубами. Волна темно-русых волос, связанных голубой лентой, увенчивала это прелестное личико. Вид ее доставил мне чрезвычайное удовольствие и, с тех пор как я знаю, как проникнуть в эту комнату, я провожу там во сне все ночи: сажусь в ногах кровати, смотрю на молодую девушку и испытываю очаровательно-приятное состояние, когда нахожусь около нее. Просто гляжу и не нагляжусь.
Каждую ночь я вижу ее во сне. Теперь исчезли даже предварительная прогулка по лесу, решетка, терраса, входная дверь, все эти препятствия, которые останавливали меня вначале, — и я просыпаюсь прямо в комнате молодой девушки.
Я знаю расположение комнаты, знаю наизусть мебель, безделушки, книги, но больше всего восхищаюсь прелестной фигурой, которую вижу пред собой спящей, съежившись под своим одеялом, лежащей то на правом, то на левом боку, то навзничь, но всегда хорошенькую, изящную, пленительную. Я сижу около нее, смотрю, не двигаясь, следя за ритмическим движением ее дыхания, медленно поднимающего покрывала, под которыми она отдыхает; я караулю ее движения, боюсь, как бы она не раскрылась и не озябла; я бодрствую над ней с бесконечной нежностью и хотел бы, повторяю вам, чтобы мой сон не кончался никогда.
— И что же, — сказал я после некоторого колебания, — вы только смотрели… не трогая?
— Мне и в голову не пришло! — ответил Леир с наивной откровенностью.
Я улыбнулся; он покраснел, как молодая девушка. Этот большой и красивый парень, очевидно, сохранил свою нетронутость; химия имела для него меньше тайн, чем любовь, и нежные стремления его души, без сомнения, еще не ведали реального осуществления.
— Послушайте, — сказал я, улыбаясь, — ужели вам не пришло на ум поцеловать это прелестное создание?
— Право, нет.
— Преклоняюсь перед вами, мой юный Сципион!
Я подумал с минуту. Следовало ли убеждать Леира продолжать свое воображаемое приключение? Нет. Я предпочитал предоставить событиям идти своим чередом; природа сама подаст свой голос в надлежащий момент; к тому же, если неведомое влияние создало в воображении химика такие странные видения, то, вероятно, действие его не остановится на этом. Оно сумеет дать себя почувствовать и заставит осуществить то, к чему направлено.
Я так и думал, что в сновидении моего гостя должна явиться человеческая личность. Если предположения моего метапсихологического «я» были правильны, то молодой девушке, которую Леир видел в сновидении, должны были принадлежать найденные четки. Я мог легко и без всякой неловкости проверить точность этого предположения.
Вероятно, я некоторое время молчал, потому что, подняв глаза, увидел, что Леир внимательно глядит на меня и будто наблюдает за мной.
— Ваш рассказ, — сказал я ему, — становится с каждым днем интереснее. Вы говорите, что чувствуете себя превосходно подле вашей спящей красавицы. Не случалось ли вам и прежде испытывать подобное самочувствие?
— Не думаю.
— Хорошо. Я не могу дать вам никакого совета; продолжайте наблюдать и сообщать мне все перипетии вашего сновидения. Что сделали вы с четками?
— Они — в ящике моего письменного стола.
— Сегодня вечером возьмите их и положите на грудь, когда будете ложиться спать.
— Зачем вы мне это говорите? Какое странное предписание!
— Сделайте то, что я сказал, и не спрашивайте объяснения, которого я еще не могу вам дать. Ведь вы тут ничем не рискуете!
— Ну, еще бы! — возразил, смеясь, Леир. — А все-таки очень странное предписание!
— Подождите. Увидим, что будет.
Засим мы расстались, и я пригласил Леира прийти позавтракать со мной через неделю. Тогда я надеялся иметь больше свободного времени для беседы.
Молодой человек аккуратно явился на свиданье. Мы позавтракали и сейчас же отправились ко мне в кабинет. Я велел принести туда чашки, в которых чернел чистый мокка, бутылки, в которых сверкали коньяк, арманьяк и красные, желтые, белые и зеленые ликеры со сложными запахами. Леир не употреблял алкогольных напитков; его профессия сделала его осторожным, и он опасался ядовитости эфиров, составляющих прелесть старых водок. Я же, хотя и врач, употребляю их и чувствую себя хорошо; я знаю, что бояться надо только излишества. Мне смешны теории моих собратьев-физиологов, которые судят о действии алкоголя, введенного в пищеварительный канал, по тем последствиям, какие получаются от непосредственного впрыскивания его в ткани. Обыкновенная вода со своими бесчисленными организмами бесконечно опаснее. Мне пришлось слишком много наблюдать неврастений, расширений желудка, гастрических лихорадок и других зол, обязанных своим происхождением продолжительному употреблению минеральных вод, чтобы не быть ревностным адептом гастрономических обычаев наших отцов и дедов. Закуривая гаванскую сигару, я изложил эти взгляды Леиру и пригласил его рассказать мне свои новые приключения во сне.