Он повернулся к Жаку:
— Триста долларов за прокат, и ни цента больше.
— Пятьсот, капитан. Почему я должен вам уступать, раз имеется желающий заплатить пятьсот? Это было бы не по-коммерчески.
— Ну, хорошо, четыреста наличными, — продолжал торговаться Сажесс.
— Пятьсот, я сказал!
— Четыреста пятьдесят.
— Почему я должен терять пятьдесят долларов?
— Ну хорошо, пусть будет пятьсот, — сдался Сажесс.
— И само собой разумеется, капитан, вы отвечаете за сохранность имущества.
— Не беспокойтесь. А теперь я назову вам имя того господина, который хотел стать мне поперек дороги.
Жак в ответ улыбнулся. Он был доволен, что ему удалось заключить выгодную сделку благодаря своей уловке, тем более что жертвой его хитрости стал этот пройдоха капитан Сажесс.
— Сказать вам? — продолжал тот.
— Пожалуйста, сделайте одолжение.
— Это Поль Сеген, так?
— Не могу сказать, я никогда не выдаю деловых секретов.
— Послушайте, Жак, мы много лет знаем друг друга. Я подозреваю, что меня обманывают в одном деле, которое я затеял. И вот что я вам предложу: шепните мне на ухо имя того человека, который приходил к вам. Я вас не выдам и заплачу пять долларов за информацию.
С этими словами он достал из кармана деньги.
— Вы никому не скажете? Все это останется между нами? — спросил Жак.
— Даю вам слово.
Жак придвинулся к своему собеседнику и прошептал:
— Это был Поль Сеген.
— Спасибо, — поблагодарил Сажесс, вручая Жаку деньги.
Тому никогда еще не случалось заключать такой выгодной сделки: пять долларов за четыре слова лжи.
Когда Сажесс вернулся, Гаспар все еще сидел на бревне. Капитан приблизился к нему с любезной улыбкой, хотя готов был задушить его.
— А теперь, когда сделка состоялась, — сказал Жак, подходя к ним, — не хотите ли вы вместе с вашим приятелем немного подкрепиться?
Он открыл дверь, ведущую не то в комнату, не то в контору, жестом пригласив войти Сажесса и Гаспара.
В ту же секунду появился слуга с огромным подносом в руках. Гаспар едва обратил внимание на то, что завтрак подан. Он рассматривал картину, висевшую на стене, небольшую старинную гравюру. На ней был изображен человек в рубашке и шароварах с широким поясом. В одной руке он держал хлыст, в другой — огромный меч. Из-за пояса торчала рукоятка пистолета. Вытянутая голова человека напоминала огурец. Дьявольская жестокость проглядывала в чертах его лица, необычно скуластого, а одна нога была явно искривлена.
Дрожь охватила Гаспара. Он уже видел этого человека, встречался с ним раньше, но когда и где? Возможно, тот приснился ему, быть может, его лицо мелькнуло среди толпы или в клубах табачного дыма в каком-нибудь баре. Во всяком случае, где-то Гаспар видел это странное лицо. Более того, он чувствовал, что этот человек когда-то вторгался в его жизнь. Но как ни напрягал провансалец свою память, он не мог вспомнить, при каких обстоятельствах это произошло.
— Вам кофе или коньяк? — обратился к нему Жак, и Гаспару пришлось отвести взгляд от гравюры.
Он взял чашку кофе, закурил сигару и сел за стол. Жак, прихлебывая кофе, вел деловой разговор с Сажессом. Гаспар, который старался делать вид, что внимательно слушает, на самом деле все пропускал мимо ушей.
Он оглядывал комнату. Стены ее украшали картины с изображением кораблей. Тут же висела карта Юкатанского пролива, на которой чернилами были помечены места кораблекрушений. Кроме того, имелась карта вод к западу от Нассау, где простиралось обширное мелководье, протянувшееся на двести миль с севера на юг и окруженное рифами. На ней были отмечены и места гибели кораблей. Рядом с картой на крючке висела старинная бутылка с кожаной ручкой. В углу стоял стеклянный ящик, полный каких-то жуков, тарантулов и других тварей. Но взгляд Гаспара то и дело возвращался к гравюре, так поразившей его.
Воспользовавшись паузой в разговоре, провансалец спросил Жака:
— Простите, сударь, вы не знаете, кто изображен на этой картине? Мне кажется, я видел этого господина где-то раньше.
Жак взглянул на картину и засмеялся.
— Вы видели его? Не может быть! Это старинная гравюра Кулье. Мне она, правда, досталась за гроши.
— А кто изображен на ней?
— Симон Серпенте.
— Кто это?
— Как, вы ничего не слышали о Симоне Серпенте? Ах, простите, я забыл, что вы недавно прибыли на остров. Должен вам сказать, что этот Серпенте был пиратом. О нем рассказывают всякие ужасы. Правда, в один прекрасный день Серпенте перестал разбойничать. Произошло это при довольно интересных обстоятельствах. Дело в том, что около Матансаса он сцепился с Ларопэ, своим конкурентом. Ларопэ плавал на «Золотой Раковине», у Серпенте же была «Мексиканка». Так вот, оба судна гнались за бригом, и Серпенте сигнализировал Ларопэ, чтобы тот прекратил погоню, так как добыча по праву принадлежит ему, Серпенте, заметившему бриг первым. Ларопэ отказался, и гротмачта его корабля тут же была снесена ядром. Два пирата, позабыв про бриг, пошли друг на друга. Это происходило недалеко от берега, и за поединком наблюдала толпа зевак. В конце концов Серпенте взял «Золотую Раковину» на абордаж, прикончил весь экипаж и повесил Ларопэ на рее. Затем он направился к мысу Сабль, и с тех пор никогда больше не поднимал черного флага. Вскоре стали говорить, что Серпенте занялся перевозкой чернокожих невольников. Перемена профессии, вполне достойная пирата. Но с тех пор его перестали бояться. Мало того, решено было снарядить для его поимки экспедицию. Серпенте, когда он отплывал от берегов Америки с грузом рабов, стало известно, что против него выслан корвет. Старого пирата велено было повесить немедленно после поимки.
Жак помолчал.
— И действительно, через два дня после выхода из порта Серпенте увидел вдали корвет и приказал уходить от него на всех парусах. «Мексиканка» была самым быстроходным судном в тех водах, и уже к вечеру только верхушки мачт корвета виднелись у горизонта, а на следующий день он совсем исчез из виду. Но Серпенте понимал, что его песенка спета. Он не мог рассчитывать скрыться, так как его внешность была хорошо известна. И тем не менее «Мексиканка» со своим капитаном, экипажем и грузом невольников исчезла. С тех пор о Серпенте не было ни слуха. Может быть, судно потерпело кораблекрушение и затонуло, а может быть — и так думали многие — Серпенте скрылся на одном из необитаемых островов и погиб от болезни или убит кем-нибудь из своей команды. — Ах, вот в чем дело! — воскликнул Гаспар. Он поднялся из-за стола и подошел к гравюре. С быстротой молнии в его голове сверкнула догадка о том, где он видел это лицо, эту изуродованную ногу. Тот отвратительный череп на острове и кости разве не могли быть останками Симона Серпенте? Такое предположение сначало показалось бредом сумасшедшего, но тут Гаспар вспомнил, что на медной пряжке перевязи выгравированы две буквы: С. С.
Сдерживая волнение, он вернулся к столу. Скоро Сажесс поднялся, собираясь уходить.
Жак проводил их до выхода со склада, распрощался, и через несколько минут они уже были на набережной, залитой лучами солнца.
Сажесс повернул к берегу.
— Я отправляюсь на корабль, чтобы посмотреть, как идут дела, — сказал он. — Пойдемте со мной… Эй, ты там! Причаливай-ка сюда! — окликнул капитан лодочника, черного как смоль негра.
Лодка причалила и приняла капитана с его спутником. Утро было совершенно безветренным, море походило на зеркало. Вдали застыло судно с белоснежными парусами. Они в виде длинных белых полос отражались в воде.
Сен-Пьер со своими разноцветными домами и неподвижными пальмами гляделся в голубое море. Даже старенькая «Красавица из Арля» преобразилась, стала стройнее. Мачты, перекладины парусов, снасти — все отражалось в зеркальной поверхности гавани. Обитый медью киль просвечивал сквозь изумрудно-голубой полумрак воды.
Жюль руководил разгрузкой. Увидев капитана, он спустил трап. Сажесс, очутившись на палубе, осмотрелся, желая удостовериться, что работа идет полным ходом, и двинулся к каюте.