- Да какой из него раб? - махнула рукой бабка Оладья. - Он столько не наработает, сколько съест... Ежели только для моей Маруси в мужья...?
- Бабуся, а мы уже в Гибралтаре? - перебила нетерпеливая Женька.
- Промахнулись вы чуток, милая. Гибралтар вон там. За пригорочком погранзастава, а за ней и он, родимый, Гибралтар. А вы, милая, туда или оттеда?
- Да разве оттуда кто побежит? - усомнился Стигматик.
- А отчего же? - даже обиделась бабка. - Еще как бегают! Мой мужик покойный оттеда был. Очень они наших баб уважают. А потом, у нас если и едят друг друга, то только в переносном смысле, а у них там без всяких переносов. Сказано - съедено. Мой муж говорил, что лучше ходить голодным здесь, чем кто-то будет ходить сытый тобой там. Да чего мы на улице стоим? Пошли в избу, с дочкой вас познакомлю...
Она пристально и оценивающе посмотрела на дородного мэра.
Уставших и изголодавшихся путников дважды в дом приглашать не пришлось. Они протолкались в избу, и... застыли у порога, наблюдая не совсем обычную картину.
По всей избе валялись перевернутые скамейки, табуреты, весь пол был устелен битыми черепками. Прислонясь спиной к печке, сжимая в руках могучий ухват, стояла дородная негритянка. Кофта на ней порвана, а напротив нее, наклонившись, как бычок для атаки, держась за распухающую на глазах щеку, в рубахе до колен, из-под которой торчали как две спички тоненькие ножки, стоял плюгавенький мужичок, молоденький, почему-то без штанов.
- Во, глядите, люди добрые, что деется! - всплеснула руками бабка Оладья. - Среди бела дня кидается! Ах ты, Дон Иван проклятущий...!
- Маманя! - загудела басом от печки негритянка. - Вы не подумайте чего, маманя! Я оборону держала! Я не далась! Я оборону держала...!
- Оборону! - передразнил плюгавенький. - Тоже мне, нашла от кого оборону держать! Что я - враг, что ли? И почему Дон Иван? Ежели по-книжному желаете, то Дон Жуан, а ежели по паспорту, то Василий Васильевич Блудилин...
- Во-во, то-то и есть, что Блудилин. Ты бы хоть портки натянул, что ли? Полна изба людей, постеснялся бы... - вздохнула бабка, берясь за веник.
- А чего мне стесняться? - возмутился Блудилин. - Мне от народа свои достижения прятать нечего. Я вот он: весь как есть на виду. А дочка твоя, бабка Оладья, как есть дура. Чего ей, дуре, оборону держать? Чего оборону устраивать? Природа-мать зовет! Понимать надо! Сама потом прибегит, а я пренебрегу... Один я на дерене мужик.
И он вышел, ни с кем не попрощавшись, только дверью хлопнул.
- Можно, я его... хлопну? Дверью? - спросил Полукрымский.
Но Женька усадила его на место.
- Вы извиняйте, если что не так, - засуетилась бабка Оладья. Проходите, умывайтесь, к столу садитесь, сейчас картофлю кушать будем.
И позабыв о Ваське Блудилине, словно его тут и не было, быстро и споро засуетилась у печки. Негритянка, переодев за занавеской кофточку, взялась помогать матери. Та, выставляя на стол щедрую и простую деревенскую снедь, успевала еще делиться своим, наболевшим:
- Дочка у меня, Маруся ее зовут, в школе хорошо училась. Сочинения писать мастерица была. Читала много. Школу с медалью закончила. Жаль, папаня наш помер, не дождался. Поехала она в город в институт поступать, а у нее документы не принимают. А она тихая - слова за себя не скажет. Поехала я сама. А начальство ихнее мне говорит, что надо в Москву ей ехать, в какой-то институт дружбы народов. Я им объясняю, что дружить она и без института хорошо умеет, а ей хочется в педагогический, чтобы деток обучать. А мне толкуют, что все ненашенские там учатся. Я им говорю, какая же она ненашенская? И медалька у нее из нашенской школы. И у нас в деревне каждый третий ребенок такой, ввиду близости Гибралтара и отсутствия мужиков на деревне. Вот пускай твоя дочка у вас в деревне и учится, раз там все такие, говорят. Что тут будешь делать? Ох, грехи, грехи...
- А вот в Гибралтаре кокосы... - начал было Фуняев, но его неожиданно прервал Стигматик:
- Ладно тебе, кокосы. Помолчи лучше! Не видишь, что без тебя не сладко? Лопай вон картошку, да свисти в две дырочки. Не мешай человеку разговаривать... душу рассказывать. Жуй. Сегодня - картошка, кокосы завтра. Все! Точка!
Все кушали молча, притихшие, почему-то стесняясь бабки Оладьи и ее дочки-негритянки гренадерского роста. Негритянскую ее дочку с такими русскими именем и фамилией: Маруся Бесприданная...
Эх, жизнь...
Глава десятая
К соседям - за родственниками. Кумпания. Люди как люди. Рожин
- бывший зэк, хулиган по состоянию души. Кувалдин - сокращенный
кузнец. Стоеросов - в прошлом парторг. Как Васька Рожин Ленину
морду набил. Васька Блудилин в экспортном исполнении. Начальство поменялось
- Россия осталась. Почему Колупаев Очень Ветхий? И опять ЧТО ЖЕ
ДАЛЬШЕ?
- А знаете, пойдемте с нами в Гибралтар! - предложила неожиданно Женька бабке Оладье и ее дочке.
Полукрымский при этих словах поменял все мыслимые цвета радуги, но мужественно промолчал.
- А что, дочь? Сколько мы тута горя намыкали? Давай посмотрим, как там у них? Картофлю, если что, и там посадить можно. Картофля - она и в Гибралтаре картофля. Глядишь, жениха хорошего тебе подберем... Вот спасибочки, дорогие мои! Вы тут снедайте, а я быстренько сбегаю туточки. Я к соседям, за сродственниками. Как же без них? Пропадут они без нас совсем. Мы только Ваську Рожина возьмем, бывшего зэка, потом Кувалдина, кузнеца сокращенного, потом Петьку Стоеросова, парторга бывшего, а теперь он, как все нормальные люди - бомж. Я быстренько, вы без меня в Гибралтар-то не уходите...
И моментом спроворилась за двери, никто и рта раскрыть не успел.
- Дааа, кумпания... - вздохнул контрабандист. - Никакой серьезности. Превратили суровую мужскую работу в балаган. Ты, Маруся, расскажи нам, что за люди твои родственники. Нам с ними все же в дорогу идти. Что за кузнец сокращенный? Обрезанный, что ли? Если да, то в каком смысле?
- Сами вы, дяденька, обрезанный. - загудела басом Маруся. - А люди они хорошие. Не фармазонщики какие. Душевные люди. А что зэк, да сокращенный, это все с ними по несчастью произошло. Они же не виноваты, что мы все сейчас по несчастью живем.
Вот Кувалдин, кузнец который, он знаете какой сильный?! Он нас, девок местных, по праздникам на карусели катал. Возьмет на плечи бревно длиннющее, посадит по обе стороны по три девки, и давай кружить! Добрый очень. Слабого никогда в обиду не даст, если помощь кому нужна, все к нему бежали. И работал он от зари до зари. А какие вещи ковал! Глазу радостно. Около таких вещей другие душой греются...
Колхоз распустили, кузню закрыли, хозяйство поделили. Пока все в одном месте было - вроде как худо-бедно, а всего хватало: и семян, и техники, и живности всякой... Теперь - беда. Ничего нет, пахать нечем, а кузню продали. Кузнеца можно сократить, а руки-то работу требуют. Рукам работа нужна. Может, там, в Гибралтаре, умные руки нужны?
А Васька Рожин, так он хулиган не по злодейству, а по стечению обстоятельств. Силой он в дядьку, племянник он Кувалдина. Грузчиком он на мельнице работал. Безобидный он, только глупый малость. Водку пьянствовал. Ну, пришел он из армии, а тут вся эта перестройка. Не каждый умный поймет что к чему, да и как постигнуть? Державу веками строили, по зернышку собирали, потом, кровью полита, а тут в одночасье все прахом. Приспичило Ваське эту мудрость постигнуть. Все газеты прочитывает, какие попадаются, у телевизора часами сидит, всех слушает, радио вовсе не выключает, в туалет с ним ходит. Но все везде разное говорят.