В дверях стояла Ирина., крепко сбитая девочка в кожаной куртке и мини-юбке. - Пап, ну опять ты наклюкался! Одни бутылки стоят. - Что значит, "опять"? - возмутился Славка, - нельзя раз в месяц душу отвезти? - Нельзя, а то привыкнешь: и раз в месяц превратится раз в неделю, а потом и каждый день. Знаю я вас, мужиков безвольных. - Откуда опыт? - подал голос Ярин. А вы, Алексей Николаевич, не острите. За папой глаз да глаз нужен.
Когда Ирина ушла, Славка с гордостью подмигнул Ярину. - Видал, какая она у меня: в ежовых рукавицах держит. - Поэтому я никак и не женюсь. Терпеть не могу никаких рукавиц. - У тебя ещё все впереди. Нападешь, влюбишься...А с Иринкой все понятно, насмотрелась на мать-алкоголичку и теперь боится, что я пойду по той же дорожке. - Ладно, я пошел. Время уже позднее, - сказал Алексей, вставая со стула. - Звони. Информируй. Держи меня в курсе Кричевской, Коваленко. - И ты не пропадай.
В коридоре Алексея перехватила Ирина. - Вы оставшиеся бутылки забрали? - Да там одна всего. - Подождите.
Через минуту Ирина совала в руки Алексея "жигулевское". - Ты что! Ни-ни, забирайте! - Вынеси хоть пакет, я под мышкой не понесу. Примут за алкоголика.
Ирина взглянула на него, хотела что-то сказать, но передумала и расхохоталась.
Алексей погрозил ей пальцем. - Твою реплику я на лбу прочитал. Как ты обо мне думаешь! Ну что за девки такие пошли язвы, - пожаловался Алексей, глядя на свое отражение в большом зеркале, - на язык попадешь - не отмоешься. Неси пакет, кому говорят, - шутливо прикрикнул он на Ирину. - А то здесь в коридоре оставлю.
* * *
Когда Леночку попросили помочь Виктории Сергеевне, она сразу согласилась. "Она так осунулась в последнее время, похудела, стала рассеянной", - мгновенно прокрутилось у Лены в голове. - А что я могу сделать для Виктории Сергеевны? - Ничего особенного, просто тебе надо будет порекомендовать ей сходить в один магический салон. Подлечиться и укрепить нервную систему. Вот, - и человек протянул ей клочок бумаги, на котором было написано: "Башня Мерлина", Армянский переулок, дом... - Хорошо, мне так хочется, чтобы Виктория Сергеевна поправилась, - вспыхнула Лена. - Я тоже этого хочу. Я неоднократно говорил ей, что надо обратиться за помощью к специалистам, но она никак не реагировала на мои слова. Ты сможешь убедить её лучше меня. - Я попробую. - Не откладывай. Сделай это сегодня или завтра. - Обязательно. Я для Виктории Сергеевны готова на все. - Ну вот и хорошо, - человек улыбнулся ей. - Умница, только никому об этом не говори. Это будет нашим секретом.
Лена кивнула и заторопилась на работу. Обеденный перерыв заканчивался.
С тех пор она несколько раз звонила и докладывала о состоянии Виктории Сергеевны. Последний разговор был особенно коротким. - Ей помогло, помогло, - ликовала Лена, - большое вам спасибо. - Отлично. Значит, все в порядке, раздалось на том конце. - Больше мне не звони, не надо и помни о нашей договоренности: обо мне ни слова. - Хорошо, - Лена повесила трубку, но в её душе поселилось сомнение: вдруг она сделала что-то не так.
Ночью её соседка по комнате Галя услышала плач и проснулась. - Ленка, ты чего ревешь? Что случилось? - Просто так. - Ты что просто так! рассердилась Галя. - Знаешь, мне завтра вставать во сколько! Первая пара начинается в восемь сорок пять.
Леночку Виктория Сергеевна устроила в общежитие пединститута. - Не сердись, Галя ... мне так плохо!
Галя села в кровати и зажгла ночник. - Может ты все-таки расскажешь в чем дело?
Лена отрицательно покачала головой. - Не могу. Но по-моему, я предала одного человека. - Ну и молчи, - Галя выключила свет и отвернулась к стенке. - Хочешь реветь - иди в коридор, а мне не мешай спать. Влюбилась, наверное, да начиталась своего любимого Бунина, вот и развела страсти. - Да нет... - Лена, все! Я из-за тебя спать на лекции не собираюсь. - Хорошо, больше не буду.
Но успокоиться Лена не могла. Она долго ворочалась, потом тихонько зажгла ночник над кроватью и достала из тумбочки томик Бунина, который всегда лежал у неё под рукой . Она раскрыла свой любимый рассказ "Легкое дыхание" и стала читать, приподнявшись на локте: "На кладбище, над свежей глиняной насыпью стоит новый крест из дуба, крепкий, тяжелый, гладкий..."
* * *
Константин Вершицкий был единственным сыном и внуком потомственных моряков. Его прадед Николай Иванович закончил одно из самых аристократических учебных заведений России - Морской кадетский корпус. Костя любил рассказывать легенды своей семьи, которые разворачивались перед восхищенной Таней как старинное фламандское кружево. История дворянского рода Вершицких вместила в себя войны, революции, сталинские лагеря, расстрелы, преданную любовь и жгучую ненависть. Любовь к морю текла в их крови. "Понимаешь, - объяснял Костя Тане, - у обычных людей глаза могут воспринимать местность, застроенную домами, а у нас - нет. Нам хочется видеть синюю бескрайность сливающуюся с горизонтом. Такова генетическая особенность нашего рода".
Костя часто выезжал с родителями в Ялту и Феодосию. В свое первое выступление в литературной студии Костя читал стихи о Коктебеле. Таня, не отрываясь смотрела на него, а после занятий подошла и спросила: почему чайки напоминают ему маленьких льдинок парящих в воздухе.
Они подружились. Костя жил на Ордынке, и Таня любила бывать у него дома. Большая трехкомнатная квартира с гулким коридором казалась Тане нездешним миром, куда она попала по чистой случайности.
C тех пор как Таня подружилась с Костей, с ней стали происходить удивительные вещи. Однажды, проходя мимо старинного дома на Чистых прудах, она увидела на балконе куст хрустально-голубоватых роз, слышала легкий звон цветов от ветра, а в другой раз, на Тверском бульваре незнакомый мужчина с пронзительными черными глазами подарил ей красный кленовый лист. Таня обернулась ему вслед, но мужчины уже не было. Он как будто растаял в воздухе...
Вскоре Игоря Петровича сменил новый преподаватель. Он был ненамного старше своих учеников, лет на пять, и они сразу почувствоали себя более свободно и непринужденно. Особое пристрастие преподаватель питал к античной поэзии и часами рассказывал о Катулле и Овидии, перемежая свою речь краткими восторженными восклицаниями. К Косте он отнесся с подчеркнутым вниманием, часто хвалил и ставил в пример другим студийцам. - Вы только послушайте, - и он поднимал руку в воздух, - как это звучит у Вершицкого : "И море как спины чаек несло на себе корабли...". Это чистый эллинизм.