Была ли среди его слушателей невысокая, кудрявая, энергичная девушка шестнадцати лет от роду – моя будущая прабабка? Слова проповедника стали ее жизненным кредо; они пробудили или же укрепили в ней незыблемую уверенность в том, что сама она – часть этой страны. До конца жизни прабабушка с волнением рассказывала, что, когда католическая церковь объявила национальный траур, все женщины в семье Клейнманнов надели черные платья, черные шляпы с черными перьями, черные украшения, а младшие сестрички, тоже одетые в черное, возили в колясочках, выкрашенных в черный цвет, кукол в черных нарядах.
8 апреля 1861 года царские солдаты снова открыли стрельбу по демонстрантам на Замковой площади, убив и ранив сотни людей. В тот день еврейский гимназист Михал Ланды поднял крест, выпавший из руки застреленного монаха, и погиб от русской пули с крестом в руке. Этот случай вдохновил Норвида на создание известного стихотворения «Польские евреи».
Патриотический порыв возрастал, ответом на это стало ужесточение царских репрессий. Каждый национальный праздник знаменовался торжественными шествиями. Солдаты стреляли в людей на улицах, но от этого общественность становилась еще решительнее. 14 октября 1861 года российские власти объявили военное положение. Запрещенные уличные манифестации переместились в костелы. Солдаты врывались и туда, выгоняя молившихся людей. Архиепископская курия приказала закрыть костелы. В знак солидарности закрылись и церкви евангелистов, а также синагоги и молельные дома.
Тогда по приказу царя были арестованы люди, ответственные за эту акцию: главный раввин Бер Майзельс и проповедники Маркус Ястров и Исаак Крамштик. Крамштика посадили в бобруйскую крепость, он вернулся через полгода; свою гражданскую деятельность он не прекратил.
Он – сын уцелевшего в пражской резне Самуэля Крамштюка, рожденный в 1814 году, – являл собой типичный пример очень распространенной среди евреев влюбленности в польскую культуру. Он воспитывался согласно суровым религиозным правилам, до восемнадцати лет почти не говорил по-польски. В 1832 году, наперекор воле родителей, поступил в варшавскую Школу раввинов, которая не вызывала одобрения среди ортодоксальных евреев – по их мнению, ее учащиеся из религиозных людей становились светскими и ополячивались. Действительно, преподавание на польском языке, обязанность носить европейские костюмы, патриотическое воспитание привели к тому, что за тридцать лет своего существования школа не выпустила ни одного раввина, зато ее выпускники образовали интеллектуальную элиту нового еврейского общества.
Крамштик так хорошо овладел польским языком, что по окончании школы преподавал Талмуд на польском, инициировал постройку реформистской синагоги на Налевках и стал первым варшавским проповедником, читавшим проповеди по-польски. Когда вспыхнуло январское восстание, его во второй раз сослали в российскую глубинку, где он провел четыре года. Вернувшись, он уже не мог работать ни проповедником, ни учителем. Он писал тексты проповедей, переводил фрагменты Талмуда с древнееврейского на польский, опубликовал работу об основных положениях иудаизма. Крамштик писал прекрасным языком, который порой звучит как настоящая поэзия:
Жизнь человеческая есть тень, что исчезает без следа, – сказано в Священном Писании. О какой тени идет речь? Тень ли это башни или дерева? Тень, что задерживается на время? Нет! Это тень птицы в полете; птица улетит, и не останется ни птицы, ни тени.{18}
У Крамштика не было особого времени и возможности воспитывать чужих детей, но своими детьми он мог гордиться. Сыновья Марчели и Феликс стали адвокатами, Зигмунт и Юлиан – врачами, Станислав – физиком и натуралистом. Для нашей истории важен Юлиан; ему было десять лет в 1861 году, когда Исаака арестовали в первый раз, а в будущем ему предстояло сыграть значительную роль в жизни Генрика Гольдшмита. Будущий сын Юлиана, внук Исаака – художник, погибший в гетто, Роман Крамштик.
После того как было объявлено военное положение, революционное движение спустилось в подполье. Среди заговорщиков зрела идея вооруженного восстания. На тайном совете было решено начать восстание в ночь с 22 на 23 января 1863 года. Манифест, призывавший народ к бою, был обращен ко «всем сынам Польши, независимо от веры и рода, происхождения и сословия».