«Итак, литератором я не буду, только врачом. Литература – это слова, а медицина – дела»{76}, – писал в своем дневнике ученик, герой «Исповеди мотылька». В действительности Генрик не собирался бросать литературу ради медицины. Леон Ригер, будущий муж писательницы Зофии Налковской – школьный друг Генрика, тоже литератор, но так и не продвинувшийся далеко на этом поприще, – прямо спросил его, почему он выбрал эту, а не другую специальность. И записал ответ товарища – вероятно, сам несколько олитературив его: профессия врача не исключает литературной деятельности; наоборот, она обогащает интеллектуально, а писатель должен не только анализировать человеческую душу, но и лечить ее. Как Чехов, он ведь тоже был врачом.
Поступить в вуз было нелегко. Вот уже десять лет в средних и высших школах Привисленского края, как и в Российской империи в целом, действовал numerus clausus. Однако ему это удалось. И в академическом 1898/1899 году Генрик Гольдшмит стал студентом Варшавского Императорского университета. Ему было тогда двадцать лет.
9
В поисках цели
Вы не знаете, кто такой Налковский? Мир не знает о многих великих поляках.
Варшавский Императорский университет, основанный в 1870 году вместо Варшавской Главной школы (которую царские власти закрыли в ходе репрессий после январского восстания), пользовался неважной репутацией. Он был предназначен для того, чтобы русифицировать польскую интеллигенцию, и усердно выполнял свою миссию. Большую часть профессоров выписали из России, не заботясь об их квалификации – только о преданности властям. Поэтому уровень преподавания был низким, зато плата за обучение – высокой. Молодые люди из состоятельных семей предпочитали учиться за границей.
Когда Генрик Гольдшмит поступил в университет, медицинский факультет мало что мог предложить своим студентам. Там не было кафедры ларингологии, бактериологии, педиатрии, больше всего интересовавшей юношу. Вообще, в Варшаве тогда было мало врачей-педиатров – эта специальность занимала невеликое место в медицинской иерархии. Но образование за границей было юноше не по средствам. А может, он и вовсе не хотел уезжать, считая своим долгом заботиться о матери.
Время, проведенное в Варшавском университете, не прошло для Генрика даром. Правда, учился он шесть лет, а не пять – остался на первом курсе на второй год, – но учился прилежно. В 1942 году в гетто он вспоминал: «Моими наставниками в медицине были: профессор Пшевоский (анатомия и бактериология), Насонов (зоолог), Щербак (психиатрия)…»{77} Занимался общественной и политической деятельностью. В марте 1899 года участвовал в трехдневной студенческой забастовке, за что попал под арест. Очевидно, именно об этом случае идет речь в «Дневнике»: «Всегда там, где недалеко до шишек и синяков. Еще сопляком был, а уже первый бунт и стрельба. Были бессонные ночи и столько тюрьмы, сколько нужно юнцу, чтобы малость угомониться»{78}. Не исключено, что на второй год он остался из-за наказания.
Его литературные опыты получили признание. В марте 1899 года были объявлены результаты конкурса Падеревского на лучшее драматическое произведение. Первый приз – тысячу рублей – получил Люциан Ридель за басню «Заколдованный круг». Второй, пятьсот рублей, – Юзефат Новиньский за драму «Белая голубка». Третий – триста рублей – Ян Август Киселевский за «Карикатуры». Четвертый приз, двести рублей, достался Богдану Якса-Роникеру за пьесу «Погасшие». А похвальный отзыв, четвертый по счету, получила вещь под названием «Куда?». О Юзефате Новиньском сегодня уже никто не помнит, Богдан Якса-Роникер тоже не преуспел в литературе, а вот Риделя ставят по сей день, а Ян Август Киселевский прославился как один из интереснейших польских драматургов. Молодой медик, студент первого курса, оказался в неплохом соседстве.
Тогда и родился наконец литературный псевдоним Генрика Гольдшмита. В газетную статью, где было опубликовано решение жюри, вкралась опечатка. Похвальный отзыв получил «Януш Корчак», хотя сам он использовал этот псевдоним лишь почти год спустя в журнале «Вендровец». Пьеса не сохранилась. Ее сюжет мы знаем только по рецензии жюри:
…Драма в четырех актах, проработана толково и серьезно, проникнута глубоким переживанием нравственных проблем, связанных с телесной стороной жизни. Главным героем здесь является отец семейства, который с самого начала предстает перед нами как человек неуравновешенный, неврастеник, в его рассудке чудачества перемешиваются с ясным пониманием правды, даже касательно его собственного состояния. <…> Печальный ход событий заканчивается полным безумием отца…{79}
77
Janusz Korczak, Podanie do Biura Personalnego Rady Żydowskiej, 9 II 1942, w: Dzieła, t. 15, w przygot. (prwdr. jako Oferta, w: Janusz Korczak, Wybór pism, Warszawa 1958, t. 4).
79
Sprawozdanie z czynnosći Komitetu powołanego do ocenienia utworów dramatycznych, przesłanych na konkurs imienia Ignacego Paderewskiego, “Echo Muzyczne, Teatralne i Artystyczne” 1899, nr 16, Dodatek, cyt. za: Maria Falkowska, Kalendarz…, dz. cyt., s. 59.