На Венском конгрессе 1815 года было утверждено новое территориальное устройство Европы. Страны-победители – Россия, Австрия и Пруссия – объединились в Священный Союз, который должен был охранять установленный порядок. Варшавского герцогства больше не было. Возникло Царство Польское – маленькое государство, выкроенное из земель, что были захвачены завоевателями; оно состояло в личном союзе с Россией, во главе которой стоял царь Александр I. Грубешов стал частью Царства Польского. Гершу тогда было десять лет. Из австрийского еврея он превратился в еврея российского.
Он не боялся ни собак, ни лошадей, ни людей. Трижды сбегал из Грубешова. В третий раз его долго не было дома. «Потом всякое болтали <…> что цыганка дала ему золотую монету на дорогу, что венгр дал ему дукат, что императорский полковник играл с ним в шахматы и проиграл, и написал письмо богатому пану. В разных школах учился Гершек, много больших городов повидал, в разных знатных домах ему довелось жить»{12}.
До Палестины он не добрался. Палестина в этом рассказе – licentia poetica[10], символ тоски по лучшему будущему. О ком же рассказывал Корчак – о своем дедушке? Или о всех тех еврейских мальчиках, которые не хотели больше мириться со статусом изгоев? Они убегали не только из местечек, но даже из больших городов, порывали со своими ортодоксальными семьями, сбрасывали с себя узы традиционных запретов, отправлялись в текущую молоком и медом землю знаний и жизненных возможностей как в Землю Обетованную, не боясь «ни пустыни, ни львов, ни шакалов, ни дикарей, ни скорпионов». Пересиливали страх покинуть безопасную среду, подвергались анафеме со стороны родных, лишь бы достигнуть желанной цели.
Их дети росли уже в обстановке материального и психологического комфорта, они жили среди прогрессивных людей, верили в успех ассимиляции, да и вообще стыдились своих родителей, соблюдавших еврейские обычаи, говоривших по-польски с еврейским акцентом. Дети не хотели слушать рассказы о драматичных приключениях беглецов из гетто. Впоследствии внуки пытались отыскать тени предков на кладбищах памяти. Но было уже поздно. Пионеры «нового уклада», то есть эмансипации, – потерянное звено в цепочке поколений. Об этих героях сейчас мало что известно. К их числу принадлежал и Гершек. Он не стал Моисеем. И все же он совершил чудо.
Биографическая заметка в списке врачей, аптекарей, хирургов, фельдшериц и акушерок Царства Польского за 1843 год сообщает, что согласно декрету от 28 декабря 1838 года Герш Гольдшмит получил во Львовском университете «степень врача-хирурга II класса» и право «заниматься всевозможной врачебной практикой и проводить судебно-медицинские расследования»{13}.
Как из грубешовского хедера Гершека занесло во Львовский университет? Сначала он должен был окончить светскую начальную школу. Поступить в гимназию. Сдать экзамены. Где он учился? На что жил? Был он, судя по всему, сиротой. Не исключено, что прежде чем Герш принял решение поступать в университет, он пару лет – где-то в промежутке между четырнадцатью и двадцатью – проучился в ешиве. Об этом свидетельствует подчеркнутый в воспоминаниях факт, что он был бегло знаком с Талмудом.
Очень жаль, что Корчак не продолжил свою повесть. Он годами обдумывал написание семейной истории. В 1920 году, когда он заболел тифом и думал, что умирает, то испугался, что вместе с ним умрет и прошлое предков. Выздоравливая, продиктовал кому-то пару глав воспоминаний. Но когда почувствовал себя здоровым, уничтожил эти страницы. В 1930 году газета «Вядомосци литерацке» спросила писателя, над чем он сейчас работает; тот ответил, что задумал повесть под названием «Прадед – правнук», действие которой должно было охватывать период от начала девятнадцатого века до современности. Корчак хотел переплести вымысел с подлинными семейными историями. Такая еврейская сага о нескольких поколениях сейчас была бы бесценным сокровищем. Но ему не хватило терпения, времени, он не смог найти нужной формы повествования.
Не в нашей власти воссоздать жизненный путь Герша. Можно вообразить его, опираясь на другие истории. Доктор Зигмунт Быховский, который был двумя поколениями моложе Герша, деверь моей бабки, тоже был родом из маленького местечка – Кореца, что на Волыни; он тоже родился в ортодоксальной еврейской семье и тоже мечтал стать врачом. Отец-раввин не разрешил ему ходить в светскую школу. Поэтому мальчик – которого тогда еще звали Зельман – сначала учился в хедере, затем окончил ешиву и только в семнадцать лет сбежал из дома в Варшаву. Там, работая, чтобы прокормиться, по вечерам он корпел над русской грамматикой, математикой, историей и другими предметами, необходимыми, чтобы сдать вступительный экзамен в гимназию. Он сдал его на «отлично» и поступил, несмотря на ужесточения царской политики в отношении евреев. Из гимназии Быховский вышел совсем взрослым и поступил в медицинский университет тогда, когда его ровесники уже заканчивали обучение. Только после диплома он получил отцовское прощение. Зигмунт стал выдающимся неврологом, политическим и общественным деятелем; тесно сотрудничал с Корчаком. Его сын, доктор Густав Быховский, стал одним из первых польских психоаналитиков.
13
Maria Falkowska, Rodowód Janusza Korczaka, “Biuletyn Żydowskiego Instytutu Historycznego” 1997, nr 1.