Константин Паустовский
Корчма на Брагинке
Старый пароход, тяжело шлепая колесами, шел вверх по Днепру. Была поздняя ночь. Я не мог уснуть в душной каюте и вышел на палубу. Из непроглядной темноты задувал ветер, наносил капли дождя.
Старик в залатанной свитке стоял около капитанского мостика. Тусклый фонарь освещал его щетинистое лицо.
— Капитан, — говорил старик, — невужли не можете сделать снисхождение престарелому человеку? Скиньте меня на берег! Отсюда до моего села версты не будет. А от Теремцов мне переться целую ночь. Сделайте милость!
— Ты что, смеешься? — спросил из темноты капитан. — Своего носа не видать, а я буду притыкаться к берегу, бить из-за тебя пароход!
— Нету мне смысла смеяться, — ответил старик. — Вот туточки, за горой — и мое село! — Он показал в Темноту. — Скиньте! Будьте ласковы!
— Терентий, — спросил капитан рулевого, не слушая старика, — ты чего-нибудь видишь?
— Своего рукава не вижу, — мрачно проворчал рулевой. — Темнотюга проклятая! На слух веду.
— Покалечим пароход, — вздохнул капитан.
— Ничего с вашей чертопхайкой не сделается, — сердито пробормотал старик. — Тоже мне капитаны!
Вам в Лоеве грушами торговать, а не пароходы водить по Днепру. Ну, скинете или нет?
— Поговори у меня!
— И поговорю! — сварливо ответил старик. — Где это слыхано, чтобы завозить пассажира до самых Теремцов!
— Да пойми ты, — жалобно закричал капитан, — что ни черта же не видно! Где я пристану? Ну, где?
— Да ось тут, против яра. — Старик снова показал в кромешную темноту. — Ось тут! Давайте я стану коло лоцмана и буду ему указывать.
— Знаешь что? — сказал капитан. — Катись ты на кутью к чортовой бабушке!
— Ага! — воскликнул старик с торжеством. — Значит, отказываете? Так?
— Да, сказал капитан. — Отказываю.
— Значит, вам безынтересно, что я поспешаю на свадьбу до своей дочки. Вам все безынтересно. Вы старого человека угнетаете.
— Какое мне дело до твоей дочки!
— А до Андрея Гона вам есть дело? — вдруг тихо и грозно спросил старик. — С Андреем Гоном вы еще не здоровкались? Так будьте известны, что сам Андрей Гон гуляет на той свадьбе.
Капитан молчал.
— Смолкли? — злорадно спросил старик. — Чертопхайку вашу зовут «Надеждой». Так нема у вас никакой надежды воротиться в добром благополучии, если не скинете вы меня на берег. Гон мне удружит. Мы с ним свояки. Гон этого не оставит.
— А ты не грозись! — неуверенно пробормотал капитан.
— Сидор Петрович, — прохрипел рулевой, — видите, до чего упорный дед! Давайте скинем его на берег. С Гоном нет смысла связываться.
— Ну, шут с тобой! — сказал капитан старику. — Становись с лоцманом, показывай. Только смотри, не побей пароход.
— Господи! — радостно воскликнул старик. — Да я Днепро знаю, как свою клуню.
Старик стал к штурвалу и начал командовать.
— На правую руку забирай! Круче! А то занесет в черторой. Так! Еще круче!
Ветки лозняка начали сильно хлестать по бортам. Пароход ткнулся в дно и остановился. Свистел пар. Внизу на крытой палубе зашумели разбуженные толчком пассажиры.
Матрос посветил с носа фонарем. Пароход стоял в затопленных зарослях. До берега было шагов тридцать. Черная вода шумно бежала среди кустов.
— Ну, — сказал капитан, — вылезай! Приехали!
— Да куда ж я слезу? — удивленно спросил старик. — Тут мне будет с головой. Я же могу утопиться.
— А мне что! Сам напросился. Ну, — крикнул капитан, — вытряхайся, а то прикажу матросам скинуть тебя в воду.
— Интересное дело! — пробормотал старик и поплел на нос парохода. Он перекрестился, перелез через борт и прыгнул в воду. Вода была ему по плечи. Чертыхаясь, старик начал шумно выбираться на берег.
Пароход медленно сработал назад и вышел из зарослей.
— Ну что, живой? — крикнул капитан.
— Все одно, не миновать тебе здоровкаться с Андреем Гоном, — ответил с берега сердитый старик.
Пароход отошел.
В то лето, в 1910 году, по Черниговской губернии и по всему Полесью бродили неуловимые разбойничьи шайки. Они налетали на фольварки, на поместья, грабили почту, нападали на поезда. Самым смелым и быстрым из всех атаманов был Андрей Гон. Отряды драгун и стражников окружали его в глухих лесах, загоняли в непроходимые полесские топи, но Андрей Гон всегда вырывался на волю, и зарева пожаров снова шли следом за ним в темные ночи. Вокруг Андрея Гона уже плела свою сеть легенда. Говорили, что Гон — защитник бедняков, всех обездоленных и сирых, что нападает он только на помещиков, что сам он — не то сельский кузнец, не то бывший черниговский гимназист. Его имя стало символом народного мщения.