Подъезжая к последнему городку, за которым начинались непролазные леса, путешественники застали момент, когда пошёл первый в этом году снег. В этом местечке ещё бок о бок проживали люди, горело множество огней, днём было шумно от детской беготни и можно было верить, что оно и везде так. А дальше подступало только лесное безлюдье, редкие хутора, болота, да дорога, ведущая к дому барона и озеру. Корнета решено было оставить здесь. Граф с баронессой всё чаще молчали, как бы уже вслушиваясь в тишину лесной дороги. Огромные белые хлопья устилали им путь.
– Помните, Серж? – лишь усаживаясь в карету спросила баронесса. – Условный знак – мой зелёный шарф, вывешенный за окно. Это значит, что барон согласен с условием, и вы можете въезжать.
– Да, да, мы же всё обговорили, – тоже от чего-то притихший корнет услужливо подтыкал плед, которым были укрыты колени Туреевой. – Вы не замёрзнете, сударыня? Мне бы только узнать, в каком доме вы заночуете.
– Ну, уж постарайтесь, голубчик, – она отняла его руку и тихо пожала. – Всё, прощайте. Сама я сделаю всё возможное, чтобы ночевать вместе с Полиной Андреевной, в замке. Где разместят графа – неизвестно. Вы только не лезьте на рожон, корнет. Не забывайте – вас послали с донесением именно к барону и ни к кому больше! Не выдайте нас. Трогай!
Они ехали до самых сумерек, и вот лес стал редеть, и справа от дороги выросла тёмная каменная громада, увенчанная островерхой крышей со шпилем. В воротах стояли двое стражников-слуг, в полумраке похожих друг на друга как две капли воды. Заслышав колокольчики, они отворили ворота, пропуская всадника и карету. Из дома с фонарём вышел их третий «брат-близнец», подав баронессе руку, помог ей сойти, и тут же увёл упряжку куда-то за угол.
– Постойте, голубчик! – крикнула Туреева ему в спину. – Я собираюсь ехать дальше!
Но в ответ прозвучало лишь молчание, и тьма сомкнулась, растворив в себе и слугу, и лошадь, и карету, и звук колокольчиков. Корделаки спешился и подошёл к баронессе, не выпуская из рук уздечки. На крыльце, освещённые со спины светом из распахнутых дверей, нарисовались два мужских силуэта – один длинный и вытянутый, другой округлый и приземистый.
– Это вы, баронесса? – спросил голосом барона Качинского высокий силуэт. – Приветствую вас. Да и кому бы ещё заглянуть в нашу чащобу. Знакомьтесь – доктор медицинских наук, профессор химии Адам Пендоцкий. Представьте вашего спутника, мадам.
– Граф Корделаки, – Илья Казимирович представился сам, щёлкнув каблуками по-военному.
Их приняли достаточно радушно, усадили ужинать, и баронесса еле уговорила барона отвезти её прямо сегодня в замок, указывая ему на неудобство положения. Трое холостых мужчин под одной крышей с незамужней дамой – это mauvais ton[10]. Тот вынужден был согласиться. Какова была радость Полины Андреевны, мы и предать не можем. Дамы проговорили всю ночь напролёт, лишь под утро немного поспав. Каких сил стоило баронессе убедить свою родственницу открыто восстать против опекуна, тоже тема отдельного рассказа. К позднему завтраку в замок прибыли все трое мужчин и представление началось.
– Господин барон, – поглядывая на свою гостью и ища у той поддержки, несмело начала Полина Андреевна. – Мы вчера, конечно, не успели распаковать весь привезённый баронессой гардероб, но те несколько платьев, что я примерила… Вы напрасно увезли меня так поспешно из Петербурга! Без достаточного количества примерок всё сидит не так, как следует. Все-все вещи надобно подгонять по фигуре. Боюсь, что к третьему числу мы не успеем.
– Не говорите ерунды, милочка! – отмахнулся барон. – Это всё ваши женские штучки, попрошу меня в них не вмешивать. День переносить не станем, уже вызван священник. Он прибудет накануне венчания и не более, чем на два дня, у него всё расписано на месяц вперёд. По вашему желанию церемония пройдёт в часовне замка, а не у меня дома. Но это последняя уступка с моей стороны. Так что вам придётся поторопиться, только и всего. Займитесь подвенечным нарядом, остальное подождёт!
– Вы не очень-то похожи на влюбленных накануне свадьбы, – не смогла удержаться от замечания баронесса.
– Не суйтесь со своим уставом в чужой монастырь, милая моя! – отрезал барон. – Тем более – в чужую семью.
Корделаки, который никому никаких обещаний не давал, отбросил вилку и уже готов был объявить хамящему барону вызов, но тут на его руку легла ладонь баронессы, и от растерянности он промолчал. Пендоцкий всё это время жевал крылышко куропатки, как бы, вовсе не вслушиваясь в разговор. Вышколенные лица слуг были непроницаемы.
10
Моветон – (от фр. mauvais ton – дурной тон) поведение, манеры и поступки, не принятые в приличном обществе.