Он увёл расплывшегося в благодарной улыбке батюшку, и вслед за ними все остальные покинули замковую часовню. Наступил вечер. Барон не возвращался. За ужином невеста уже откровенно нервничала, часто выбегала из-за стола, металась по комнатам, подбегала к окнам.
– Ах, как страдает, голубка! – сочувствовал батюшка, накладывая себе ещё зайчатинки. – У жениха совсем нет сердца.
– Пить! Боже мой, как я хочу пить! – взмолилась Салтыкова, когда её в очередной раз уговорили присесть со всеми за стол. Корделаки налил ей вина, она лишь попробовала и поморщилась. – Как вы пьёте его целыми бокалами? Наверно, к этому нужно иметь привычку! – Она нервозно рассмеялась, и граф предложил ей воды. Полина Андреевна сделала несколько больших глотков, поставила бокал на скатерть и сказала: – Вы знаете, граф, мне очень хочется пить, – улыбнулась и встала из-за стола.
Корделаки, явно чувствуя что-то неладное, переглянулся с Туреевой.
– Хотите, я поиграю вам? – спросила та у собравшихся, чтобы как-то разрядить обстановку.
– Да! Да, дорогая баронесса! – корнет, как бывало прежде, восторженно зааплодировал баронессе. – Просим!
– Боже мой, корнет! – в голосе баронессы прозвучало удивление. – По-моему это первая просьба, которую вы обратили ко мне с тех пор, как мы встретились после Петербурга!
– Разве? – переспросил тот.
– А вы не замечали? Я уж думала, что вы тоже на меня дуетесь за что-то.
– Я? – изумился Сергей Иванович. – А почему «тоже»? Кто-то ещё…
– Так что вам сыграть, господа? – баронесса оборвала воспоминания о прошлых обидах.
Замковые часы пробили полночь. Корнет, граф и баронесса переглянулись между собой, и на их лицах стали проступать первые робкие улыбки. Они посмотрели на невесту, но та, как будто вовсе не заметила своего освобождения.
– Полночь, – осторожно сообщила ей Туреева.
– Да-да, вы правы! – Полина Андреевна дышала теперь часто-часто, как будто в комнате было жарко. – Ждать более не имеет смысла, давайте расходится на сон, господа. Доктор, вы заночуете у меня?
– Да, душечка, если позволите, – Пендоцкий внимательно вглядывался в лицо Салтыковой. – Зачем нам с господами покидать ваш дом, если с утра мы возобновим церемонию. Велите выделить нам апартаменты. И… Мне кажется, вы не совсем хорошо себя чувствуете? Я зайду к вам перед сном. Или вы зайдите в отведённую мне комнату, я хотел бы осмотреть вас.
– Да-да, это всё можно сделать позже, – лихорадочно облизывая губы, отмахнулась от предложения Полина Андреевна. – Скажите, а у вас совсем не осталось моей фиалковой воды? Мне почему-то кажется, что ею я напилась бы сразу. А то так мучает жажда!
– Нет, я же уже говорил вам, голубушка, – развёл руками Пендоцкий. – Если только где в дорожных фляжках сохранилась?
– Дорожная фляжка! – Салтыкова расплылась в улыбке и тут же поспешила к дверям, на ходу бросив собравшимся. – Спокойной ночи, господа!
Все растерянно распрощались и разошлись по спальням. Провожая баронессу на женскую половину, Корделаки выразил ей свои опасения:
– Что-то происходит с нашей хозяйкой, вам не показалось, сударыня?
– Конечно, не заметить этого нельзя! – Мария Францевна искренне переживала за девушку, к которой уже успела сильно привязаться. – Не каждый солдат выдержит такое напряжение, как эта хрупкая девочка сегодня, граф!
– Вы думаете, просто нервный срыв? – задумчиво спросил Корделаки.
– Подождём до утра, – мудро решила баронесса. – Ну, давайте прощаться. Добрых снов! Хотя мне кажется, что я сегодня глаз не сомкну.
В этот время в конце длинного коридора скрипнула дверь, и баронесса машинально задула свечи, которые они с графом держали в руках. Они обернулись, в молчании прижались к стене и увидели белую тень, проскользнувшую в другую часть замка.
– Что это? – шёпотом спросил граф, спустя пару минут.
– Да ну вас, Корделаки! – баронесса наощупь стала продвигаться к двери своей комнаты, до которой они почти уже дошли. – С этими тайнами мы тут все с ума сойдём. Чего мы испугались? Мы же сами слышали, только что – это Полина Андреевна направляется на осмотр к своему доктору. Идите спать уже!
Граф развернулся и пошёл в сторону, куда удалился белый призрак. Он легко нашёл свою спальню, но ложиться не спешил, потому что нервное напряжение дня, оказывается, коснулось не только многострадальной невесты. Граф посмотрел в окно, но ничего не увидел там, кроме непроницаемой темноты. Тогда он снял камзол, бросил его на спинку кресла, но ложиться не стал, свечей не гасил, а зачем-то стал чистить и осматривать оружие. Сколько времени прошло за этим занятием, он не сказал бы и сам – боя часов в этой части замка слышно не было, но и намёка на рассвет тоже не наблюдалось. В дверь тихо постучались. Граф отложил саблю, взял пистолет и, подойдя к двери, спросил сквозь неё, кто пришёл.