– Ага! – Качинский окинул взглядом всю картину. – Недолго же вы хранили верность своему жениху, дорогая моя! Ну, так мы это исправим! Вы думаете я стану обращаться к светским инстанциям и буду тратить время, доказывая, что не давал согласия на ваш брак с этим… Этим! Вы отняли у меня всё, сударь! – орал он на корнета. – И будь вы хоть трижды рыцарь! А! – заметил он баронессу. – И ваша сестрица тут как тут! Вот и славно. Она наследует за молодой невестой, трагически погибшей в день своей свадьбы, а я наследую за ней! Ха-ха-ха! – он разразился жутким смехом и велел своим головорезам: – Daj ognia!
Тут же двери захлопнулись, но уже снаружи. Через мгновение послышался треск и в щели повалил дым.
– Он сказал… – граф не мог прийти в себя от простоты и неотвратимости происходящего.
– Не надо, Корделаки, – совершенно спокойным голосом отвечала ему баронесса, что заставило его взять себя в руки. – Слово «огонь» понятно на любом языке. Полина Андреевна, есть ли тут второй выход? Хотя что я спрашиваю – часовня такая маленькая, вся как на ладони! Окна?
Батюшка вполголоса молился. Корнет и граф оглядели узкие окна, находящиеся под самым потолком и забранные частой решёткой. Потом переглянулись и оба покачали головой – не достать.
– Как на ладони! – засмеялась вдруг молодая жена, и все решили, что это испытание могло стать той каплей, что вовсе повредила ей рассудок. – Ладонь! Как же я могла забыть! Когда я была маленькая, папа показал мне отпечаток ладони на одной из плит пола. Ищите её! Под ней есть подземный ход, что раньше вёл к заброшенной пристани на том краю острова. Часовню и поставили на этом месте в благодарность за неоднократное спасение.
– А нет ли тут ещё и хода сразу на другой берег озера? – спросил Корделаки, осматривая пол и не особо веря в такое везенье.
– Вы шутите? – не поняла его Полина Андреевна. – Был ещё ход в сам замок, но, говорят, его засыпало при обвале, ещё задолго до рождения моего отца.
– Посмотрите, это то, что нам нужно? – закашлявшись, спросила вдруг Туреева, ища совсем не там, где все остальные – она ушла ближе ко входу, где всё уже было затянуто дымом.
– Да, да! – обрадовалась Полина Андреевна. – И как вы разглядели? Отойдите! Господа, это надо сдвинуть и тогда соседние плиты откроются сами. Батюшка, возьмите свечей!
Корнет с графом соорудили импровизированный рычаг и сдвинули плиту со знаком ладони. Она сработала, как засов, и соседние плиты легко раздвинулись. Внизу показались несколько ступенек и два факела, закреплённые на стенах, хранящиеся здесь с незапамятных времён. Граф взял один из них, поджог и первым спустился в подземелье. Они осторожно продвигались вереницей по тесному коридору, пригибаясь под низкими сводами. Свечи в руках у дам сразу же погасли, их задул порыв сквозняка. Батюшка, прижимая к груди огромную церковную книгу и еле протискиваясь в узких местах, шептал: «Господи! На всё Твоя воля!», а корнет замыкал шествие. Иногда им встречались тёмные боковые ниши, видимо, некогда бывшие теми самыми ответвлениями к замку, но вот впереди отблески огня высветили каменную кладку – тут ход делал плавный поворот и заканчивался тупиком. Это была полукруглая комната с потолком чуть выше роста человека. Всем удалось наконец выпрямиться.
– Ну, и где выход? – осторожно спросил корнет у своей теперь уже супруги.
Она молча посмотрела на него, и глаза её наполнились слезами.
– Вы чувствуете, что стало гораздо прохладней и пахнет тиной? – прислушиваясь, спросила баронесса в воцарившейся тишине. – Это значит, что где-то рядом вода. Так что всё верно. Ищите!
– Надо погасить огонь, – предложил граф. – Тогда мы сможем увидеть солнечный свет, если выход тут. Ведь сейчас же не ночь на дворе!
Корнет послушно ткнул факел в землю, граф сделал то же самое и, чуть погодя, когда глаза их привыкли к темноте, под самым потолком явственно стало проступать светлое пятно с колыхающимися тенями.
– Смотрите! Вот он, выход! – указал корнет на отдушину. – Только всё заросло травой за столько лет.
– Или веков, – согласился с ним граф. – Давайте, корнет! Первым должен выйти мужчина, чтобы помочь дамам снаружи и оценить степень безопасности на воле. Вперёд!
– Нет, не дотянусь! – как ни низок был потолок, роста корнета явно не хватало. – Подсадите меня!
– Ох, испытания тяжкие! Только по силам даёшь Ты нам, господи! – батюшка отличался не только пристрастием к обильным трапезам, но был ещё и широк в плечах, и росту недюжинного. При всём этом, он, видимо, страдал боязнью замкнутого пространства и держался из последних сил, лишь за счёт достоинства своего сана. – Чада мои! Позвольте первому на свет божий?