— Я вчера выписался. Но, Делия, ты немного поспешила с приездом. Я тебе написал…
— Это имеет какое-то значение? Твой отец здесь?
— Нет, но он может нагрянуть. Расскажи мне в двух словах… Как Брук?
— Немного лучше. Ну, не дуйся.
— Не хочу лицемерить. Могу поклясться, это ты своими заботами вытащила его из могилы.
— Я лишь выполняла свой долг. Это была ужасная неделя.
Он взял ее руку в свою — теплую, с красивыми длинными пальцами.
— Могу себе представить. Бедняжка!
— Не будем больше об этом говорить. Я так боялась, что твоя рана опасна!
Он засмеялся.
— Я бы выписался на другой день, если бы не нога. И вот теперь беспомощен, как бабочка, пришпиленная к листу бумаги. Еще несколько недель постельного режима. Делия, мне никогда не забыть тот ад!
— Как вышло, что… Дэн Мэссингтон?..
— Рассказывают, его нашли на лестнице. Делия, сегодня вечером я жду полицейского инспектора, они ищут козла отпущения. Не хочу тебя впутывать. Потом я дам знать…
— Да, дорогой. Напиши мне.
— Просто ужасно, что ты снова должна уходить. Я постоянно думаю о тебе — и вот теперь, когда ты рядом… Как скоро ты сможешь оставить Брука?
— Пока еще не могу. Он тяжело болен и полностью зависит от меня. Если я брошу его в таком состоянии, с ним может случиться удар.
— А ты не думаешь, что я тоже нуждаюсь в уходе?
— О да, — Корделия улыбнулась. — Я бы с удовольствием. Через несколько недель…
— Они ничего не заподозрили?
— Им не до того. Брук был при смерти, и его отец совсем извелся. На какой день назначено судебное разбирательство?
— На пятницу. Уезжай от Фергюсонов, пока им ничего не известно. Номер в гостинице все еще за тобой. Уезжай как можно скорее!
Они ненадолго замолчали и вдруг, почувствовав, что у них мало времени, заговорили быстрее:
— Стивен, ты уверен, что все будет хорошо?
— Конечно.
— Ты все еще… хочешь действовать, как мы условились? Ничего не изменилось?
— Силы небесные, неужели ты думаешь, будто что-то может измениться? Иди ко мне, девочка моя, а то мне до тебя не дотянуться. Эта нога меня доконает. Корделия, ты мне веришь?
Ее лицо озарилось улыбкой.
— Конечно, верю. — Если он говорит, что все хорошо, значит, так оно и есть. — Ну, я пойду. Извини, что пришла не в самое удобное время. Впредь буду предупреждать за три дня.
Он отвел взгляд.
— Завтра вторник. Приезжай в четверг. Сможешь?
Она открыла рот, чтобы ответить, но в этот момент дверь спальни отворилась и вошла высокая смуглая женщина в шляпе и накидке.
— Ах, извините! — преувеличенно вежливо воскликнула она. — Я не знала, что у тебя гостья. Я была в городе. Э… Стивен, ничего, что я вошла?
После секундного замешательства он резко произнес:
— Это частный разговор. Зайди минут через пять.
Женщина была красива — волосы разделены прямым пробором; шляпа слегка сдвинута назад; в огромных черных глазах застыло враждебное выражение. Белокурая женщина также была очень хороша собой — светлые кудряшки; красивые серые глаза, опушенные золотистыми ресницами, сузились от удивления.
Поздно что-либо исправить — правда вышла наружу.
— Вы миссис Фергюсон? — спросила Вирджиния.
— Да.
— Я так и думала.
— Боюсь, я не знаю, кто вы.
— Стивен, ты нас не познакомишь?
Он с горечью смотрел в пространство перед собой.
— Корделия, я женат, — вернее, был женат, — и это моя жена. Я давно хотел сказать тебе. Это не имеет ни малейшего значения: мы уже несколько лет не живем вместе — и я ее не приглашал. Она приехала затем…
— Я узнала о болезни Стивена, — перебила Вирджиния. — В конце концов, я его жена, вот и решила поухаживать. Вы же ухаживаете за своим мужем, правда? Стивен не слишком возражал. Полагаю, ему нравится иметь в доме женщину — любую. Когда я приехала…
— Вирджиния! Уйдешь ты или нет? Мне нужно поговорить с Корделией. — Стивен был зол, возбужден, обеспокоен. — Вот как это вышло. Всякий раз, когда я собирался тебе сказать…
— Давно мечтала с вами познакомиться, миссис Фергюсон, — снова перебила Вирджиния. — Когда несколько месяцев назад Стивен впервые упомянул о вас, я подумала: неужели мы трое не можем побеседовать, как интеллигентные люди? Кстати, и ваш муж… Что он обо всем этом думает? Или он до сих пор не знает?
— Если ты не оставишь нас в покое, — прорычал Стивен, — я вызову слуг…
— Нет, пожалуйста, — пролепетала Корделия. — Мне нужно идти. — "Сейчас же бежать отсюда!"
— Нет, Делия! Еще не пора! Я торопил тебя, чтобы избежать этой встречи, но теперь уже все равно. Я должен объяснить все с самого начала, иначе ты не поймешь. Это долгая история. Вирджиния для меня никто…
— Если не считать, что я его жена.
— Стивен, я пойду, — тихо сказала Корделия. — Как-нибудь в другой раз…
— Выслушай меня! — он силился подняться, но со стоном повалился на подушки. "Повернуться к нему? Слушать, слушать, верить всему, что он скажет?.." — Я был неправ, скрывая от тебя, но… Корделия, ты слышишь? Я не мог помешать ей приехать!
— Послушайте, — вмешалась Вирджиния; на ее губах застыла кривая улыбка. — Вам незачем расстраиваться. Я оставлю вас одних. Если вы питаете к нему такие чувства, дайте ему возможность объясниться.
— Мне не нужны объяснения! — горячо воскликнула Корделия.
"Немедленно выбраться отсюда!" Она ринулась к двери.
— Корделия!
— О, пусть уходит! Она вернется — твои женщины всегда возвращаются!
Скорее — на лестничную площадку! Стивен что-то кричал вслед, то ли требуя, то ли умоляя. На этот раз его постигло разочарование: эта женщина не вернется. Только бы не упасть. Вниз по лестнице…
Она споткнулась о последнюю ступеньку. Горничная: "Могу я вам помочь, мадам?" — "Нет, благодарю вас." Открыть парадную дверь. Спокойным шагом дойти до калитки — горничная смотрит вслед. Закрыть ее за собой. "Ну вот, я уже на улице. Боже, пошли мне кэб! Какой ужасный день! Уже смеркается…"
Корделия прошла несколько шагов и увидела подковообразную деревянную скамью под раскидистым деревом Она присела, чтобы успокоить свои мысли, дыхание, сердце…
Никогда еще ей не было так плохо: ни во время душераздирающей борьбы с самой собой, своими чувствами, ни в период тяжелых испытаний, связанных с болезнью Брука. Тогда ее поддерживало сознание того, что она любит и любима. Теперь эта броня пробита, смята, точно тонкая фольга.
По возвращении домой ее ждало письмо, а немного погодя пришло еще одно — сплошные оправдания. Стивен объяснял ей причины своего молчания. Он утаил от нее свой брак, потому что сомневался в ее любви, боялся потерять ее. Хотел открыться — и всякий раз откладывал до более подходящего случая.
"Что до Вирджинии, — писал он, — то ее приезд был инициативой отца. Она ровным счетом ничего не значит для меня — вот уже несколько лет. Встретив и полюбив тебя, я просил ее о разводе, и потом еще много раз пытался убедить ее. Сначала она пообещала подумать и через три месяца дать ответ, потом вытребовала еще полгода. Когда, выписавшись из больницы, я застал ее в своем доме, то испугался, что, прогнав ее, ничего не добьюсь; быть может, несколько дней потерпев ее присутствие, я смогу уговорить ее. Как бы то ни было, это не может помешать нашей любви. Да, сейчас она является преградой — такой же, как Брук, — но мы любим друг друга, и ничто не может омрачить наше взаимное чувство, если только мы сами будем верны ему. Через какой-нибудь месяц мы уедем — и пусть весь мир катится в тартарары. Напиши, пожалуйста, чтобы я знал, что ты меня простила. До тех пор мне не знать ни минуты покоя.
С искренней любовью, Стивен."
"Ах, Стивен, — подумала она, — все это разумно и правильно, если не считать того, что в таких делах решает не разум. Пожалуй, я даже предпочла бы, чтобы в твоих объяснениях было меньше логики."
Ей страстно хотелось верить всему, что он написал, одна часть ее существа чувствовала себя униженной, сломленной, тогда как другая жаждала любой ценой избежать одиночества сердца.