Брук вздрогнул и, ощутив неловкость, взглянул на Корделию, а потом на Стивена.
— Вы это серьезно?
— Конечно. Какие могут быть шутки?
— Я даже не знал, что вы женаты.
— Об этом мало кто знал. Мне нечем было хвастаться. Мы с самого начала не сошлись характерами. Вам трудно это представить: ведь вы счастливы в браке и вряд ли за все время хоть раз поссорились с миссис Фергюсон. Моя жена была ревнивой и властолюбивой женщиной. Если я уходил, то потом обязательно давал подробный отчет, где был и что делал. Это мешало моей работе… Прошу прощения, миссис Фергюсон, вам, должно быть, скучно?
— Нет-нет, — она смотрела в сторону; где-то в потаенных глубинах ее существа шевельнулась страсть, но она ничем себя не выдала.
— Но вы со мной не согласны?
— Как женщина, я не могу не жалеть о том, что вашей жены сейчас нет с Вами и она не может защитить себя.
— Вы мне не верите?
— Конечно, верю. Но в споре две стороны.
— В каждом споре две стороны, миссис Фергюсон. Только очень предубежденные люди отказываются выслушать другую сторону.
— Именно это я и хотела сказать.
Наступила короткая пауза. Стивен взволнованно смотрел на Корделию.
— Я, конечно, не без греха. В мире столько прелестных существ, но все это такие пустяки — рябь на море; ей следовало знать об этом. Уверяю вас, я не корчу из себя святошу. Но женщина с сильным характером, с любовью в сердце, а не в плену у мелкого самолюбия, должна найти в себе силы отбросить мелкое, наносное и понять главное в человеке.
— Трудно понять правду, если ее от вас скрывают.
— Конечно, трудно, если только и думать о своем оскорбленном достоинстве.
— Может быть, то, что вы называете оскорбленным достоинством, не что иное, как самозащита?
Брук поставил свою чашку и безмятежно поинтересовался:
— Кажется, вы говорили, что у вас кто-то есть?
— Совершенно верно.
— И она тоже замужем?
— Да. Но я думаю, если люди по-настоящему любят друг друга, ничто, никакие придуманные людьми законы не могут помешать им соединить свои судьбы.
Молчание.
Наконец Корделия промолвила:
— Брук, нам пора идти. Тебе вредно после наступления сумерек оставаться на улице.
Они еще немного поговорили и дружески расстались. Дома Брук сказал:
— Странно, что вы с Кроссли вечно пикируетесь. Ты всегда его недолюбливала, да?
— Нет, что ты.
— Он неплохой парень. Хотя, мне кажется, ему не следовало при тебе вдаваться в подробности своего развода. Не очень-то это приятная тема. — Он немного подумал. — Это лишний раз подтверждает…
— Что?
— Что чужая душа — потемки. Мне много приходилось слышать о распущенности людей театра, но я считал Стивена не таким, как все.
Корделия не удержалась:
— Если люди совершили ошибку и поняли это, не лучше ли попытаться исправить ее, а не оставаться несчастными до конца жизни?
Он был удивлен ее горячностью.
— Развод? Не знаю. В нем есть что-то безобразное. Развод влечет за собой множество последствий, о которых вначале не думаешь.
— Понимаю.
— Я лично тысячу раз подумал бы, прежде чем решиться на такой шаг. И уж во всяком случае, не стал бы обсуждать это за чаем так, словно собираюсь поменять квартиру, а не жену.
Корделия промолчала, и он оставил эту тему. Женщин не поймешь. Постоянно меняют свое мнение, так что не стоит придавать значения.
Она старалась не выходить из дома и только на следующий день, ближе к вечеру, пошла в деревню, чтобы отправить письмо. Отойдя от почты, она увидела Стивена, спешившего к ней со стороны местной гостиницы.
Он приподнял шляпу.
— Какая приятная неожиданность! Ничего, если я провожу тебя до фермы?
— Стивен, — быстро произнесла Корделия, — я говорила серьезно.
— И все из-за Вирджинии? Тебе невыносима мысль о том, что я был женат?
— Сейчас это уже не важно. И неважно, по какой причине я… Во время болезни Брука я сделала свой выбор. Я поняла, что дорожу им больше, чем думала раньше.
— Не понимаю и не верю. Что на тебя нашло?
— Ничего, — внезапно в голосе Корделии зазвучала нежность. — Мне очень жаль… очень. Не думай, что мне легко.
Они дошли до околицы. День угасал. Отсюда брала начало тропинка — утоптанная, сухая.
Корделии очень хотелось сказать Стивену правду, объяснить свое положение. Но его дернуло сказать:
— Если ты не хочешь бежать со мной и ничто не может тебя переубедить — может, будем встречаться, как раньше?
Она яростно замотала головой.
— Что нам мешает? Мэссингтон больше не стоит у нас на пути.
— Нет-нет, никогда!
Стивен начал злиться.
— Можно подумать, я уговариваю тебя заделаться святой мученицей.
— Боже мой, как это далеко от того, что я чувствую!
— Отец предупреждал, что ты меня бросишь.
— Ну что ж, — в ее душе смешались обида, боль и гнев. — Считай, что я тебя бросила. Что еще он говорил? Что твое поведение — верх совершенства и что позволительно лгать — пока это удобно? С кем еще ты говорил о нас? Делился, так сказать, маленьким секретом. Должно быть, все твои друзья осуждают меня за то, что я от тебя отказываюсь. А теперь…
— Успокойся! — он схватил ее за руку. — Если ты…
Корделия попыталась вырваться, и наконец ей это удалось. Не обращая внимания на коровницу, глазевшую на них из-за изгороди, она бросилась бежать по тропе, а Стивен за ней. Потом они замедлили шаги и пошли через рощицу — до самой фермы. Под ногами шуршала прошлогодняя листва. Чтобы попасть на ферму, оставалось пройти по узеньким мосткам.
— Он предупреждал меня, — с горечью повторил Стивен, — говорил, что ты в последний момент струсишь.
Корделия глубоко вздохнула. Хорошо, что он сердится. Гнев легче печали. Может быть, в нем сгорит их общее прошлое.
— Для тебя большое утешение знать, что он оказался прав.
Она ступила на мостки, но Стивен снова схватил ее за руку и привлек к себе. До сих пор он никогда еще ничего не терял и не мог поверить, что теряет Корделию.
— Корделия, милая, в своем ли ты уме? Мы же договорились бежать вместе.
— Пусти меня!
Стивен рассвирепел.
— Ещё немного, и я подумаю, что ты меня ненавидишь.
Она попыталась вырвать руку, но он держал ее так крепко, что Корделии стало больно. С головы у нее слетела шляпа. Стивен стал целовать ее. Она больше не сопротивлялась, а только отворачивала лицо, так что он больше целовал ее щеку — свежую и прохладную.
— Ты меня ненавидишь? — тихо спросил он, надеясь на отрицательный ответ.
Корделия прошептала:
— Теперь — да.
Стивен так резко отпустил ее, что она чуть не упала. Он был бледен, как смерть.
— Я знаю, что не всегда вел себя идеально, — вымолвил он, задыхаясь. — Я не ангел и не претендую на это звание. Но я знаю одно: за весь этот год я ни разу не помыслил ни о ком, кроме тебя. Не думал ни о чем, кроме твоего счастья, твоего благополучия. Что ж… Если ты так решила, пусть будет по-твоему. Отступаюсь. Возвращайся к Бруку. Желаю вам счастья. Это конец.
Он повернулся и пошел через рощу, вне себя от гнева, ненавидя Корделию со всей силой отвергнутой любви.
Она вытерла лицо перчаткой и, как слепая, как человек, который ищет, не зная, что потерял, начала шарить в траве, пока не наткнулась на свою шляпу с вуалью.
КНИГА III
Глава I
Пять месяцев спустя Корделия выгравировала свое имя на облицовке камина в спальне.
Однажды вечером гроза прогнала ее из сада.
Накануне Корделия открыла одну из тетрадей Брука и прочитала начало нового стихотворения: "Когда я думаю о том, что скоро уйду…" В последнее время ей и самой лезли в голову подобные мысли. Сегодня они мучили Корделию, как никогда раньше; у нее развилась мнительность. "Если месяц спустя я умру от родов, — думала она, — Брук снова женится — отец позаботится об этом. От меня останется только имя — как от Маргарет. Что она оставила? — спрятанный на чердаке дневник, бухгалтерскую книгу, несколько оческов, какую-нибудь одежду, которую они, несомненно, поторопились продать или раздать бедным… Но мне лучше не думать о Маргарет."