— Неужели мы похожи на шутников? По моему глубокому убеждению, главы из вашей книги, посвященные анатомии землероек, будут сочтены классическим вкладом в современную биологию.
— Гм.
— Должен заметить, ваш издатель не пользуется особой популярностью, поэтому книга разошлась далеко не так, как заслуживала; по счастливой случайности, один экземпляр…
— Стало быть, землеройки. А что вы скажете о наследственных признаках у мышей?
— Весьма интересный и полезный очерк, заслуживающий самого пристального внимания. Но главы о землеройках позволяют провести аналогию с человеком.
— Это неоценимый вклад в новейшую теорию эволюции, — перебил мистер Пирсон, доставая пенсне. — Я взял на себя смелость послать экземпляр вашей книги мистеру Гексли, с которым меня связывает нечто большее, нежели шапочное знакомство.
— Ах, мистер Гексли, — сказал дядя Прайди, то хмуря, то разглаживая брови. — Это в высшей степени странно. Нет, юная леди, не уходите, пожалуйста. Куда это запропастился мой кулек с конфетами? Ах, вот он. Должен ли я понимать это так, что вы говорите серьезно? Будьте добры, повторите еще раз. Угощайтесь. Что-то я вас не совсем понимаю.
Они повторили, а дядя Прайди меж тем пощипывал свою эспаньолку и шуршал кульком. Время от времени он бросал взгляды на Корделию: верит ли она?
— Если позволите, сэр, — сказал мистер Грабтри Пирсон, надевая пенсне, — мне хотелось бы записать кое-какие биографические сведения, чтобы я мог упомянуть о них в своих статьях. Я бы также почел за величайшую честь побывать в вашей лаборатории, чтобы описать ее…
— У меня нет никакой лаборатории, — заявил дядя Прайди.
— Ну, может быть, вы ее как-то иначе называете… В общем, то помещение, где вы работаете. Как вы начинаете процедуру вивисекции?
Прайди вытащил огромный складной нож.
— Я точу его при помощи обыкновенного корунда. Удобная вещь, знаете ли: напильник, штопор, буравчик, отвертка. Единственное, для чего он не годится, это для гравировки надписей на камине. У моей племянницы есть для этого специальные инструменты.
— Вы работаете дома, сэр?
— В спальне. Это очень удобно. Когда один из моих маленьких друзей умирает, я кладу его на умывальник и препарирую. Видели когда-нибудь чучело крысы? Я учился на дохлой серой крысе по имени Лорд Палмерстон. По окончании работы она выглядела как живая. Я поставил ее на комод, однако очень скоро она начала вонять. Пришлось выбросить. До сих пор не понимаю, что я сделал не так. Так вы приехали из Лондона?
— Да, сэр, сегодня утром. Мы узнали ваш адрес у издателя. Переночуем в вашем городе, а завтра вернемся в столицу. Мистер Фергюсон, нет ли у вас подходящего фотопортрета?
— Однажды в молодости — мне было двадцать с чем-то — я провел несколько дней в Лондоне. Ничего особенного. Все жители имели такой важный вид, будто они сказочно богаты, — страшно подступиться.
— Фотография, дядя Прайди. У вас есть фотография?
— Нет, юная леди, иначе я бы так и сказал. Но зачем им мой фотопортрет? Дело ведь не во мне, а в мышах.
Корделия попросила принести чай, и все уселись за стол.
Профессор Саймон и мистер Пирсон вели себя все так же почтительно, а дядя Прайди отрешенно, но с огромной скоростью поглощал пирожные, время от времени бросая косые взгляды на Корделию.
Пришла тетя Тиш и была страшно недовольна, что ей не сказали о посетителях, иначе она бы переодела блузу.
Корделии пришлось уговаривать гостей остаться поужинать: она не желала слушать никаких отказов. Ей очень хотелось, чтобы с ними познакомились мистер Фергюсон и Брук. К тому же сегодня четверг — в этот день их обычно навещал мистер Слейни-Смит.
Вернувшись домой, мистер Фергюсон с Бруком обнаружили, что двери гостиной распахнуты настежь и у них гости. Мистер Фергюсон отдал шляпу поспешившему навстречу Холлоузу и размашистым шагом вошел в гостиную.
— Это мой брат, — представил его Прайди. — Профессор Саймон из Лондонского чего-то биологического. Мистер Пирсон Грабтри. Они…
— Профессор Саймон, — задумчиво произнес мистер Фергюсон. — Кажется, я слышал это имя… — они обменялись рукопожатием. — Мистер…
— Грабтри Пирсон.
— Да, разумеется. Слышал, слышал. Как это любезно с вашей стороны. Вас прислала мадам Вогэн? Кажется, вы мне не писали?
— Нет, это был душевный порыв.
— Корделия, надеюсь, вы оказали джентльменам подобающий прием? К сожалению, я сам задержался: дела, дела. Давно вы здесь?
— Около двух часов. Ваша невестка — не так ли? — пригласила нас к ужину, и…
— Замечательно. Надолго в наш город?
— Всего на одни сутки.
— Весьма польщен визитом. Мой сын, мистер Брук Фергюсон. Поэт. Я счастлив, что вы решили провести вечер с нами… Это тем более удачно, что сегодня четверг и мы ждем в гости моего ближайшего друга, выдающегося биолога…
— Вы тоже биолог, мистер Фергюсон? Неизвестные таланты…
— Лишь в той мере, в какой таковым является всякий здравомыслящий современник, — мистер Фергюсон смахнул с сюртука пылинку. — Мы внимательно следим за всеми открытиями и выводами ученых. Сам же я, как вы могли слышать, занимаюсь крашением тканей. А также являюсь акционером текстильных фабрик Уоверли.
— Да? — вежливо произнес профессор Саймон и повернулся к дяде Прайди. — По-видимому, скромность — ваша фамильная черта. Мы получили огромное удовольствие…
— А вот и мистер Слейни-Смит, — сказал мистер Фергюсон. — Тот самый биолог, о котором я говорил.
— Не припоминаю. Он…
— Блестящий ученый, хотя и убежденный атеист.
— Боюсь, что сейчас многие из нас загнаны в угол, — сказал мистер Грабтри Пирсон, протирая пенсне. — Агностицизм — естественная реакция ученого. В своей статье от двадцатого июня я…
В это время в гостиную вошел мистер Слейни-Смит — подтянутый, готовый к бою, с квадратными плечами. Его познакомили с гостями, и скоро его немного гнусавый голос заглушил все остальные. Пробыв в доме два часа, ученые, очевидно, заключили, что вновь прибывшим известна цель их посещения, а мистер Слейни-Смит настолько привык встречать в Гроув-Холле незнакомцев, что принял ситуацию как должное. Дядя Прайди, в свою очередь, говорил больше, чем мог одобрить мистер Фергюсон, но последний воздержался от упрека.
Через несколько минут все двинулись в холл произнести вечернюю молитву, а потом вернулись к ужину. Дядя Прайди, как всегда, занял место между Корделией и тетей Тиш, а мистер Фергюсон усадил гостей по обе стороны от себя.
— Мой друг, мистер Слейни-Смит…
— Ах, да, вы же биолог, сэр. Вы выполняете задания местного университета или ведете самостоятельные исследования?
— Самостоятельные, — сказал в нос мистер Слейни-Смит. — Дважды в неделю я читаю лекции в Карпентер-Холле. Через месяц начну читать по вторникам курс лекций "Происхождение человека", а по четвергам — "Естественный отбор и свободная мысль". В последнем будет затронута главная тема моих новейших исследований.
— Вот как, — протянул профессор Саймон. — А что, мистер Фергюсон вам помогает или вы советуетесь с ним по практическим вопросам?
— Мистер Фергюсон? Ну, я бы не сказал…
— Я полагаю, — не без удовлетворения перебил его мистер Фергюсон, — что вы оказываете мне слишком большую честь. Конечно, частые дискуссии могут оказывать стимулирующее действие…
— Нет-нет, прошу прощения, я имел в виду другого мистера Фергюсона, мистера Томаса Прайда Фергюсона.
Воцарилось тягостное молчание. Мистер Фергюсон и мистер Слейни-Смит подозрительно уставились на дядю Прайди, всецело поглощенного жареным морским языком.
— Боюсь, что исследования мистера Томаса Фергюсона слишком глубоки, — молвил мистер Слейни-Смит, — чтобы я мог с ним сотрудничать, — и продолжал болтать, настолько довольный своей шуткой, что ему даже не пришло в голову, что гости приняли его слова за чистую монету. А мистер Фергюсон решил, что, должно быть, дядя Прайди расхвастался в их отсутствие и ему не помешает небольшой урок.