— Почему ты должна завтра ехать?
Вместо ответа Корделия попросила:
— Расскажи мне о своих друзьях. Мне все интересно.
Он уклонился.
— Прайди постоянно здесь живет?
— В настоящее время — да. Ты часто бываешь в этом ресторане?
— Ты не могла бы придумать какой-нибудь предлог, чтобы задержаться? Здесь очень весело. Я покажу тебе все, что ты захочешь увидеть: рестораны, театры, оперу… В Лондоне не соскучишься, если знать места. Я буду твоим гидом.
Она скользила рассеянным взглядом по всему залу.
— Ты такая загадочная. Раньше я всегда мог сказать, о чем ты думаешь. Все читал по глазам.
Она улыбнулась.
— Я повзрослела, Стивен. Оба мы стали старше.
— Когда ты отказалась принять меня после несчастья со Слейни-Смитом, — медленно, с трудом заговорил он, — я не знал, что предпринять, и поехал к Роберту Берчу.
— Да?
— От него я узнал о твоем ребенке. Мне и в голову не приходило. На какой-то безумный миг я вообразил, будто он мой. А когда понял, что это не так, страшно расстроился. И уехал с твердым намерением забыть тебя.
Если бы он не смотрел в сторону, то заметил бы странный мягкий блеск в глазах Корделии. Она чуть не открыла ему тайну, которую так долго скрывала.
— И тогда ты решил возненавидеть меня?
— Да. Но у меня не получилось.
Она опустила голову.
— Послушай, — произнес Стивен. — Не думай, что у меня кто-то есть. Ты же меня знаешь. Я все еще люблю тебя и стану твердить тебе об этом каждый день, который ты согласишься провести в Лондоне. Большего я не могу сказать.
— Да, Стивен, — тихо ответила она. — Большего ты сказать не можешь.
Официант принес портвейн. Плеснул немного Корделии, немного — Стивену.
— Выдержки шестьдесят восьмого года, сэр. Как в прошлый раз.
— Хорошо, — он подождал, пока официант отойдет. — За нас, любимая.
Они чокнулись и выпили. Стивен налил еще.
— Выпьем кофе и поедем. Покажу тебе, где я живу. Там сейчас никого нет. Человек, который мне прислуживает, живет в цокольном этаже и не поднимается без вызова. Разожжем камин. Тихо выпьем чаю. Заваришь его, хорошо? Я докажу, что не только люблю тебя до сих пор, но что мы еще можем быть счастливы, что в нас живет страсть. Ты забудешь эти четыре года, своего сынишку, дядю Прайди, Брука… Обещаю! Любимая, ты так хороша, так дорога мне! Поедем?
Она спросила:
— А потом? Если я уйду от Брука?
Он несколько секунд изучал ее лицо. Все сомнения отступили, у него разыгралось воображение.
— Тем лучше. Мы поедем в Америку. Я все устрою. Дай мне всего один месяц.
— А у тебя… нет обязательств перед другими женщинами?
— Я же сказал. Почему ты сомневаешься?
— Но ты занят сегодня вечером…
— Это деловая встреча. Очень важная. Но если хочешь, я отменю ее. Как скажешь.
Их взгляды встретились.
— Я действительно так много для тебя значу? — спросила она.
Глава X
Прайди и Ян посетили зоопарк. Посмотрели на леопардов, обезьян и аллигаторов, покормили морских львов и покатались на верблюде. Дома их ждала записка от Корделии. Прайди прочел и сказал мальчику:
— Мама немного задерживается. Куда бы нам еще сходить?
— В зоопарк! Пожалуйста, дядя!
Они вернулись и на этот раз посмотрели серпентарий, яму с белым медведем, домик для млекопитающих и вольеру с попугаями. Здесь Прайди попал в передрягу из-за какаду и смотрителя, но главным образом из-за какаду, потому что он попытался вытащить перо, которое посчитал выпавшим.
Когда они снова приехали домой, Корделия еще не возвращалась. Ян устал от ходьбы и от впечатлений и после чая позволил Прайди с миссис Каудрей общими усилиями уложить его в постель. Потом старик похромал к своему другу Уилберфорсу — предупредить, что не сможет прийти вечером, чтобы полюбоваться кроликами. Однако не удержался и бросил на них взгляд, а потом уже никак не мог оторваться, так что домой он вернулся только в половине десятого. Миссис Каудрей принесла ему на ужин ветчину и вернулась к себе, вязать носки для своего сына-матроса. Нет, она не кормила мышей, с чего он взял? Нет, миссис Фергюсон не приходила. Поразительно, как люди забывают о своих обязанностях. Нет, ребенок не просыпался, иначе она сразу прибежала бы. Да, он может заварить чай, раз уж приспичило.
Прайди заварил чай и собрался подняться с чайником наверх, но хозяйка отложила вязанье и буркнула: "Давайте, я сама", а Прайди с тросточкой двинулся за ней.
Прежде всего нужно было покормить его маленьких друзей и рассказать им о кроликах. Потом Прайди понаблюдал за спящим Яном и наконец налил себе чаю, снял неудобную обувь и сел к камину.
Вошла Корделия.
Она несколько секунд постояла в дверях. На лбу у Прайди образовались складки; горячий чай окутал паром лицо.
— Голод не тетка, — сказал он. — Вы как раз к ужину. Увы, как раз ужин у миссис Каудрей получается хуже всего.
Корделия села напротив него — как-то бочком, очень робко — и принялась стягивать перчатки. Расшпилила шляпку.
— Ох, Прайди…
Он знай себе потягивал чай.
— Мы весь день не вылезали из зоопарка. Посмотрели все, что только можно.
Глаза Корделии наполнились слезами. Она пыталась удержать их, но тщетно — слишком давно они копились. Она закрыла лицо руками.
— Ну-ну, успокойтесь, — сказал дядя Прайди. — Съешьте немного ветчины.
Корделия безуспешно боролась с собой. Прайди поставил свою чашку.
— Ну, это уж совсем ни к чему, вышла на денек повидаться с милым, а пришла — и устроила тут потоп. Что случилось?
Казалось, Корделия не слышала. Прайди встревожился: она вся тряслась от рыданий. Он встал, поскреб в затылке и попробовал прикрикнуть на нее. Потом для разнообразия почесал затылок у нее. Направился было звать на помощь миссис Каудрей, да передумал. Вернулся, налил Корделии чаю и протянул ей чашку. Она как раз решила воспользоваться его занятостью, чтобы улизнуть в свою комнату, неловко повернулась и выбила чашку у него из рук.
Этот маленький инцидент моментально привел ее в чувство. Маятник качнулся в сторону душевного равновесия. Бормоча извинения, Корделия встала на колени и помогла Прайди навести порядок.
Он стал утешать ее: чашка разбилась, зато ему удалось удержать блюдце. Он где-то слышал, будто чай — замечательное средство для чистки ковров. Однажды в Гроув-Холле он пролил чай на размытое пятно — эффект был поразителен: пятно стало напоминать по форме хризантему.
— Мне очень жаль, — произнесла Корделия. — Я никак не могла взять себя в руки. Я в таком отчаянии, сроду не было так плохо. Мне хочется умереть.
— Чепуха, — проворчал Прайди. — В вашем возрасте не призывают смерть. Идите умойтесь, это поможет вам успокоиться.
— Я ужасно себя чувствую, должно быть, и выгляжу так же. Я чувствую себя, как тетя Тиш.
— Где-то тут у меня была запасная чашка. А, вспомнил. Я насыпал в нее чечевицу.
Прайди вышел. Корделия с трудом поднялась и пошла в ванную умыться и привести себя в порядок. Когда она вернулась, Прайди уже освободил чашку и сидел себе, попивая чай. Корделия опустилась в кресло и в последний раз шмыгнула носом.
— У Уилберфорса совершенно замечательные кролики, — сообщил Прайди. — Толстенькие и такие плодовитые! Одна самка приносит в год сорок два малыша. Это ужасно!
— Да, Прайди, это было ужасно, — сказала Корделия.
— Еще бы. Если они все выживут, через четыре года получится миллион кроликов от одной особи. Давайте, я познакомлю вас с Уилберфорсом.
— Я сразу нашла Стивена в театре. Мы… поехали кататься по городу.
— Угу, — крякнул Прайди и подвинул ей тарелку. — Возьмите салата.
— Не могу есть, — с надломом в голосе пожаловалась она.
— Может, вам лучше прилечь? Потом расскажете.
— Хотите послушать?
Он в замешательстве помахал ножом.
— Расскажите мне. Выговоритесь. Только потом не жалейте: мол, зря я старому хрычу все рассказала!