Надо зайти с другой стороны. Чтобы разгадать хитроумный заговор, надо посмотреть на результат и спросить себя: зачем кто-то мог такого добиваться?
Никаких результатов видно не было. Пока произошло только одно: я уронил себе на голову карниз от шторки. Даже если это событие можно было предсказать, сложно найти в нём хоть какой-то смысл. Вдобавок я спрятался, поэтому не видел солдата — но его ведь и раньше не было видно. Зачем было заходить в палату?
...Хм, я ведь теперь не могу выйти наружу. И я морально готов прибегнуть к насилию, чтобы одолеть его и сбежать. Боевая экипировка идеально подходит для задачи «не дать себя одолеть», а стратегическая позиция перед дверью явно затрудняет побег.
— Я тебя раскусил, — сообщил я. — Ты задумал не выпускать меня из палаты.
— Угу, — сказал он. И снова замолк.
...Хм. Ну что ж. Намерения противника я распознал. Осталось всего лишь придумать, как его победить.
Без разведданных плана не построишь. Я подполз к краешку и украдкой выглянул из-за стойки. Солдат сидел возле двери и вертел ствол в руках. Я быстро втянул голову, чтобы он не успел... скажем, прицелиться. Агрессии он не проявлял, но осторожность никогда не помешает.
Можно было улучить минутку и застать его врасплох, пока он возится с автоматом, а не держит его наизготовку. Но карниз оказался почти невесомым — когда он упал, я еле почувствовал тычок. Дотянуться-то я дотянусь, но вряд ли сумею вложить в удар столько веса, чтобы пробиться сквозь такую броню.
В таком случае остаётся только думать головой. Что ж, прекрасно. Мой разум — оружие пострашнее автомата.
— Ладно. Что мне надо сделать, чтобы отсюда выйти? — спросил я.
— Ничего, — ответил охранник. — Тут посидишь.
М-да. В принципе, этого следовало ожидать, но убедиться всё-таки стоило.
— Не сходится. Это явно не тюремная камера, иначе бы меня тут заперли и без твоей помощи. При каких обстоятельствах я должен покинуть эту палату?
Он пожал плечами.
— Я почём знаю. Не должен, и всё тут.
Не колется. Похоже, придётся выуживать из него сведения окольными путями. Он дал понять, что не владеет никакой информацией — а это уже само по себе информация. Либо его и впрямь используют втёмную, либо он заранее знал, что я стану допытываться до правды. Как бы то ни было, давать ответы он явно не настроен.
— Не должен? Это кто тебе сказал? — спросил я, надеясь выяснить что-нибудь про его начальство.
— Ых, — снова вздохнул он.
— Это не ответ!
— Ну и обойдёшься.
— Нет, не обойдусь!
Опять «ых». Я успел уже возненавидеть слово «ых».
— Ну ладно. А что будет, если я... вот так?
Затея была опасная, но я высунулся из укрытия, метнулся к двери, у которой он сидел, и схватился за ручку. Я рванул что есть силы, до боли в руках — дверь подалась на меня, и солдат заскользил по полу.
Тут мне в лодыжку вцепилась рука и дёрнула на пол, а другая рука подхватила голову, пока я не стукнулся об стену. Охранник был быстр и силён — не успел я опомниться, как уже катился по полу обратно в палату. Дверь со щелчком захлопнулась, а я впечатался в стойку и ошеломлённо замер.
— Ну, примерно вот это будет. — Охранник снова как ни в чём не бывало прислонился к двери. Мне-то казалось, что он не готов к моему броску, но... внешность оказалась обманчива. Одной лишь наглостью его врасплох не застанешь. Зато теперь я знал, что стрелять на поражение он не намерен.
— Не вечно же ты будешь тут сидеть. Рано или поздно ты отлучишься за едой или в туалет. И что тогда?
Он... вообще не ответил. Ни слова не сказал.
— Ты меня боишься? — спросил я. Снова молчание. Сквозь противогаз я не мог даже различить выражение лица.
— Почему меня здесь держат? — этот вопрос тоже канул в тишину.
Ладно, сменим пластинку.
— Можно договориться. Ты ведь не обязан держать меня в заложниках. Не знаю уж, как тебя заставили, но вдвоём мы наверняка сумеем найти лазейку. Давай я тебе помогу!
Вздох, который можно принять за смешок, а можно и не принимать. И ни слова в ответ.
— Мотивация, мотивация... Что же тобой движет? Ты вооружён. Значит, те, кто тобой управляет, не боятся мятежа. Либо тебе посулили весьма ощутимую награду, либо так хитро шантажируют, что насилием дело не решить. — По-прежнему ноль реакции.
— Пожалуй, стоит зайти с другой стороны, — продолжил я. — Почему схватили именно меня? Насколько мне известно, я никто и звать меня никак. Разве что эта... амнезия, или что там на самом деле, не даёт мне вспомнить, насколько я важен. У меня есть некая власть — и враги, мечтающие лишить меня этой власти или завладеть ею. Может, я президент?