— 2, ты сорвёшь себе лечение. Пожалуйста, кидай кубик. — Вид у неё был такой... типа не то чтоб она не хотела ничего рассказывать. Скорее будто не могла.
— Слушайте, ну мне очень хочется знать. Расскажите хоть что можно... или, знаете, вдруг что-то по правилам запрещено говорить, а чисто как врач вы понимаете, что типа нормально?
Она пригвоздила меня взглядом, типа что ей надоело притворяться добренькой. Походу, выдержка у неё — как полураспад у плутония. Так... нет, стоп, вроде фишка плутония как раз в том, что полураспад у него дофига долгий? А у чего тогда короткий? Я химию только в школе когда-то проходил... Ладно, забейте.
— Я не стану рисковать, — ответила она.
— А типа договор у вас есть? Ну то есть я знаю, что врачи всегда стремаются, чтобы их не засудили, но я ж это... могу подписать бумажку, что типа не буду? Так ведь можно?
— 2, я имею в виду, что не стану рисковать твоим здоровьем. Это опасно.
Опасно? Ой ё. Это уже посерьёзнее, чем «затормозить выздоровление».
— Может, я тогда хоть... родным позвоню? Они вообще в курсе, что я в больнице?
Доктор Орчард сделала глубокий вдох — мне показалось, что на её лице промелькнула горечь, но она тут же снова нацепила покерфейс.
— Это тоже большой риск. Они... могут тебе что-нибудь рассказать.
— Так в этом и смысл, — заметил я. — Если расскажут они, то вас за это не засудят.
— Я же сказала, речь о твоём здоровье. Никаких звонков.
Не, ну она уже совсем издевается. Торчать в этой палате несколько месяцев, без связи со внешним миром, и никто не будет мне ничего рассказывать? Да я крышей поеду!
Ну и вообще... подозрительно как-то стало. Так-то пока я ей верил на слово, но уже столько косяков накопилось, что я подумал, не пора ли мне примерить кепку Шерлока Холмса. Кепка тут, конечно, иносказательная, но чот я прям представил, что если бы для таких случаев нужна была реальная — я бы как раз брал холмсовскую или даже ушанку. Чтоб лапши не навешали.
— Как-то подозрительно, — заявил я. — Сорри, но мне реально начинает казаться, что вы что-то мутите. Слишком уж резко сворачиваете все темы.
— Не надо. Прошу тебя, ходи...
Я вскочил из-за столика и принялся расхаживать по палате.
— Да вы даже отмазаться не пытаетесь, типа что «прости, я понимаю, как это стрёмно звучит», вообще никак! Просто отмахиваетесь, как будто всё нормально! И при этом не даёте позвонить родным, а мне тут типа несколько месяцев торчать? И я, значит, возьми такой и не парься?
— Всё с тобой будет хорошо, 2. Сядь, пожалуйста.
— А если нет! Может, не будет хорошо! Может, я в таком критическом состоянии, что типа стоит кому-то при мне хоть слово лишнее сказать, и я такой — ну, например, день рождения свой навсегда забуду! Может... может, я тут вообще уже в панике! Может, вы мне чего-нибудь расскажете, чтобы меня успокоить?!
Она снова вздохнула, на этот раз уже совсем нетерпеливо:
— Прошу тебя. Послушай. Я не могу ничего про тебя рассказать и причин тоже назвать не могу. Я... я доктор. Просто поверь мне.
Я замер на ходу и уставился на неё. Она... походу только что призналась, что соврала?
— Вы... причину объяснить, значит, не можете. А ничего, что вы всего минуту назад уже эту причину назвали? Типа что это затормозит выздоровление. Это что, враньё было?
Она сделала фейспалм:
— Ах ты... Ну ладно, ладно, да. Это было враньё. Я не могу ничего тебе рассказать по очень веской причине, но называть её мне тоже нельзя.
Ничего не объясняет и не может рассказать, почему? Вот уж к вопросу о штампах!
Всё-таки я сел обратно за столик. Взял два белых кубика и сделал бросок на защиту Индонезии — если я останусь в живых, то на следующем ходу обменяю три карты пехоты и поставлю туда подкрепление.
— Слушайте, — сказал я. — Если вас кто-то заставляет или тут ещё какая-то жесть, я могу попробовать помочь. Вместе мы... ну, я не знаю, что сумею сделать, но готов вложиться на полную, лишь бы разобраться.
Кажется, она засмеялась. Не в смысле что ахаха-лол, а скорее как-то грустно. Индонезию она дожимать не стала — вместо этого взяла карту и передала мне красные кубики.
— Ничего подобного, — сказала она. — Никто меня ни к чему не принуждает, и действую я в твоих же интересах. Просто тебе нельзя ничего знать, и компромиссов тут быть не может. Прости.
Ох не нравилось мне, как идёт разговор.
— Слушайте, ну эта телега про «не могу объяснить, почему не могу объяснить», она ведь на каком-то уровне кончается? Хоть что-то вы можете сказать, кроме «Просто поверь»?