А теперь позволь, милая маменька, описать, как я добрался до этих дальних далей.
В мае, 14 дня, несмотря на пятницу, в Лончаково было торжественно и празднично, как на первый день Пасхи. Нас, военных, к этому времени собралось более тысячи человек, а селян вдвое больше. В Лончаково приехали на подводах и пришли пешком люди из других деревень. Я думаю, что они прибыли не столько для того, чтобы проводить нас, сколько посмотреть на пароход «Аргунь», присланный за нами по реке Шилке вместе с шестью барками и двенадцатью офицерскими лодками. Все это построено на средства иркутских купцов, благодаря действиям господина Муравьева, умевшего с ними ладить. Пароход «Аргунь» описывать не буду. Он построен на манер «Державина», который ты видела на Волге. Паровое судно па Шилке появилось впервые, и местные люди прошагали к распутицу большие версты, чтобы взглянуть на такое «чудо».
Мы начали грузиться с утра. Не верилось, что все су-
меем поместить на плавучий транспорт. Отряд, разбитый на 52 части (группы) состоял из тысячи солдат и ста казаков. Кроме людей, надо было разместить на плотах казац.^ ких коней, стадо быков, сухой провиант, оружие, батарею легких пушек, боевые запасы, одежду, плотницкий инструмент, уголь, дрова… Много теплых вещей нам подарили лончаковцы. А золотопромышленник Степан Федорович Соловьев пожаловал нам, кроме всякого добра, полпуда золота! «Это, — сказал он, — от всего русского сердца вам, славные сыны Отечества, на длинную дорогу по Амуру». Вот какие есть у нас замечательные люди!
В полдень из церкви Преображения господня под звон колоколо, в вышел священник с паствой. Он на берегу Шил-ки благословил нас при всем честном народе, сказал напутственные слова. Потом хор наших музыкантов заиграл гимн «Боже, царя храни», и мы тронулись в путь, вниз по течению. Народ долго бежал по берегу. Мужики и мальчишки с криком бросали вверх малахаи и картузы, бабы махали шалями и платками. У нас от таких триумфальных и трогательных проводов выступали слезу…
Сибирь очень просторна, но малолюдна. Трое суток мы плыли по Шилке и все это время, до верховья Амура, ни встретили ни одного селения. Командовали плавучим отрядом капитан 1 ранга А. П. Арбузов и я. У нас не было ни карты, ни лоцмана, но как-то ухитрились вести сплав и ни разу не песадили его на мель. Фарватер реки определяли по струе течения.
17 мая, в понедельник, во второй половине дня, мы прибыли в Усть-Стрелецк (называют его и Усть-Стрелоч-ный). Это небольшой казачий пикет. Располажен он на левом берегу Аргуни. Тут недалеко Шилка сливается с Ар-гунью, и уже дальше река называется Амуром.
В Усть-Стрелецке нас встретил сам военный губернатор Восточной Сибири Николай Николаевич Муравьев. В моем понятии, этот человек в России особой важности, и я тебе напишу о нем подробно отдельным письмом. А если коротко, то о господине Муравьеве у меня осталось самое сильное впечатление. В маленьком по росту человеке бьется энергия Петра Великого. Он очень любит Россию и готов для нее сделать все, что в его силах. До встречи с ним я не понимал, зачем нужен сплав по Амуру и для какой надобности направляют людей, можно сказать, в канун войны, вместо Запада на Восток. Теперь я начинаю думать, что так поступить было необходимо. Николай Николаевич
спешит укрепить Дальний Восток и территорию Русской Америки. Он убежден, что, если мы этого не сделаем в ближайшее время, то исконно русские земли, так трудно освоенные российскими первопроходцами, будут захвачены иностранцами, скорее всего англичанами, которые уже не однажды обнюхивали наши дальние берега.
Свой день ангела, весеннего святого Миколу, я встретил в пути. Ничего, maman, не поделаешь — служба. Вот я и прожил уже два десятилетия…
От Усть-Стрелецка далее по Амуру наш плавучий отряд возглавил сам господин Муравьев. Этот удивительный человек, неиссякаемой энергии и светлого ума, впервые в стране по-государственному посмотрел на Дальний Восток. «Если мы на деле, сплавом, докажем, что неизведанная сибирская река судоходна, — сказал как-то Николай Николаевич, — сделаем для России большое и весьма полезное дело…» И господин Муравьев раскрыл перед нами картину, как благодаря судоходству Амура быстро расстроится и укрепится Дальний Восток. Я без малого месяц жил рядом с этим человеком, слушал его и видел в деле. Он считает, что с помощью Амура можно прорубить на Дальнем Востоке окно в Тихий океан. К огорчению, у Николая Николаевича для достижения этой благородной цели мало средств и сил, недостаточно власти. Хочу верить, что всемилостивый государь всея Руси Великой поможет господину Муравьеву осуществить весьма полезную Отечеству цель.
А Амур река многоводная, бурная, с крутым норовом. Первым, наверное, всегда и везде трудно преодолевать дорогу. Весны в этих краях студеные, ветряные и дождливые. Мы плыли по Амуру днями и ночами. Наши плоты река мотала, как белуга хвостом, из стороны в сторону, крутила на месте, ставила поперек течения, рвала, ломала связи, вышибала целые звенья бревен. Надо было прилагать нечеловеческие усилия, чтобы направлять плоты за пароходом, не сесть на мель, не разбиться о каменные выступы, не допустить, чтобы бревна полезли друг на дружку. При неполадках в пути солдаты все на ходу исправляли сами.
Река часто изгибается и течение у нее не одинаковое. Местами Амур разливается широко и просторно, до тридцати верст, образуя острова и островки, и течет плавно; а гам, где стиснут высокими каменными берегами, он глубок и стремителен. Местность вокруг живописная — леса, лу-
га, озера, — но тоже малолюдная, селения встречаются редко. А живут вдоль Амура люди не русские, туземцы. Народ по натуре добрый, но очень темный и от нас отсталый. Господин Муравьев о туземцах сказал, что это заброшенные всеми взрослые дети, обреченные на вымирание от недоедания и болезней. Они нуждаются в безотлагательной и бескорыстной помощи цивилизованного человека.
Труден был путь нашего сплава по Амуру. Однако мы восторженно довольны тем, что плавучий отряд выполнил благородную миссию. Он доказал, что Амур судоходен! Правда, мы его до конца не прошли. Наш отряд до порта Де-Кастри шел двадцать пять верст пешком. Суши под ногами почти не было. Шли через болото, сплошь заросшее кустарником. На мою роту выпала, пожалуй, самая тяжелая работа. Она прорубала просеки, строила переправы, заваливала глубокие ямы, сравнивала высокие бугры. Слово^, выполняла каторжный труд, чтобы за нами мог пройти отряд с конями, быками, пушками, провизией и амуницией. Я смотрел на увязающих по пояс в болоте солдат и диву давался их выносливости. Они, обвешанные ранцами и оружием, несли на носилках боевую амуницию, провизию, личные вещи офицеров. Так мы пробирались трое суток. Столь тяжкий путь, видимо, может выдержать только наш, русский, солдат. Сейчас все это позади. Тут, в порту Де-Кастри, от отряда отсоединяется 350 человек во главе с господином Арбузовым. Им предстоит отправиться морским путем в Камчатку, в Петропавловский порт. Туда же убывают еще два офицера, капитан-лейтенант Кораллов и инженер-поручик Мровинский. Премилые люди, расставаться с ними жаль. Часть солдат останется здесь, у залива Де-Кастри, а мне с ротой предписан путь к океанскому острову Ситхи. Он расположен недалеко от Аляски. Служить я буду в Ново-Архангельске — центре Русской Америки.
Завтра, возможно, тронемся в путь. Отцу и братьям написать письма до отбытия из Де-Кастри не успею, почему прошу тебя, милая маменька, поставить их в известность о всем, о чем сообщил тебе. На этом писать кончаю. Уже поздно, свеча догорает. Прощай, милая, добрая, бесценная маменька. Обнимаю и целую несчетно раз.
Беззаветно любящий тебя твой сын Николай.
Июнь 16 день 1854 года.»
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
У ЗАЛИВА ДЕ-КАСТРИ
Арбузов, отдохнув после долгого и трудного перехода (спал беспробудно десять часов), переоделся в новую форму и вышел из флигеля. Стоял тихий и теплый солнечный день. Маленький порт Де-Кастри был весь на виду. На просторной прибрежной площади ютились несколько жилых домиков, два длинных барака казарменного типа, большой приземистый склад, от которого широкими крыльями отходили навесы, прикрывая от дождей в беспорядке наваленные ящики, бочки, колеса, канаты, оконные рамы, тес. В небольшом отдалении возвышался еще один навес, отведенный под крохотную судоремонтную мастерскую. Под ним около старенького баркаса копошились мастеровые люди. Там дружно стучали топоры и молотки, разнозвучно визжали пилы, рубанки, фуганки. К складу и от него гуськом шли служивые: от берега — с тяжелыми мешками, к берегу — налегке, с пустыми «седелками» на спине.