К своему помощнику Василий Степанович отнесся сдержанно: приглядимся, мол, друг к другу, познакомимся поближе, а потом станет ясно, как кому себя вести.
Арбузов пожаловался на трудный путь от деревни Лончаково до Камчатки.
— Люди предельно измотаны, — сказал он. — Они пробыли два с половиной месяца в дороге почти без передышки. Тяжела для них была эскпедиция по Амуру, нелегко достался и переход по болотам от озера Кизи до порта Де-Кастри. Однако путешествие по морю и океану грозило сделаться для всех гибельным. Транспорт «Двина» для такого скопления народа оказался очень тесным. Продовольствие в пути было весьма скудным. Под конец путешествия дошло до того, что солдаты питались ошметками от сухарей. На верхней палубе растягивали парусину и собирали дождевую воду. Не будь дождей, умерли бы от жажды… Три солдата, как сами видели, очень слабы. Сегодня, в день мученицы Христины, слава богу, мучения наши окончены.
— Грустная история, — после некоторого молчания отозвался Завойко. — Да, просторна Россия. Далеко и трудно добираться к нам, в Камчатку. Пока дойдет сюда служивый, разучится служить.
— Мои солдаты не разучились, — заверил Арбузов. И он рассказал, как учил их воевать россыпным строем, готовил к рукопашному бою в открытом поле и на пересеченной местности, а в море — артиллерийскому делу и встрече с неприятелем.
— Похвально, господин Арбузов, весьма похвально, — одобрил его действия губернатор. — Солдат всегда должен быть солдатом.
— Сибиряки — отменные стрелки, — с удовлетворением сообщил Александр Павлович. — Они все бывшие охотники. Но ученье им подтверждать надо.
— Непременно, — согласился Завойко. — Первую половину дня займем людей земляными и плотницкими работами, после обеда — военными учениями. То и другое необходимо проделывать ежедневно.
Арбузов в знак согласия кивнул: какие могут быть возражения! Территория порта безобразно изрыта, и толком не понять, что в том или другом месте хотят соорудить. Трудятся солдаты инвалидной команды, моряки флотского экипажа, авроровцы, штатские. Возьмутся за лопаты, кирки, пилы и прибывшие сюда сибиряки. Но им после длительного путешествия необходимо немного отдохнуть. Эти мысли Арбузов и высказал губернатору.
— С недельку хотя бы дать солдатам передышку, — предложил он.
Завойко вскинул брови, спросил:
— Не многовато?
— Люди очень устали, — напомнил Александр Павлович. — Есть истощенные.
— О больных и слабых не может быть и речи, — отозвался губернатор. — Этим надо поправлять здоровье. А остальным следует включиться в нашу жизнь без промедления. — Он помолчал, прикидывая, какое время отвести для отдыха прибывшим солдатам. — До утра никого беспокоить не будем. Сегодня помыть людей в бане. А завтра всем здоровым — в строй.
От такого решения у капитана 1 ранга на щеках появились пунцовые пятна.
— Может, дадим отдохнуть денька два-три? — просяще произнес Арбузов. — Люди неделю жили впроголодь…
Губернатор нахмурился. Он давно привык к тому, чтобы его распоряжения и указания подчиненные выполняли безоговорочно. «Торговля» нового помощника ему не понравилась, однако ответил сдержанно:
— Забота о солдате — отменное качество офицера. Я отнюдь не меньше вас люблю людей. В другое время с вами можно было бы согласиться. Прошу понять меня правильно. Идет война. Не сегодня так завтра враг может объявиться тут, в Камчатке. На раскачку он нам времени не отведет. — После небольшой паузы заключил — Итак, утром всех, кроме отклоненных лекарем, — в строй.
Капитан 1 ранга мрачно смотрел выше головы губернатора.
— У вас есть возражения? — глядя испытывакнце на собеседника, сухо спросил Завойко.
Самолюбие Арбузова было ущемлено: обратился с первой просьбой и получил отказ! Ему хотелось высказаться резко: «Да, я категорически возражаю! Нельзя не считаться с мнением своего помощника, нельзя так бездушно относиться к людям». Однако портить отношения с губернатором при первой же встрече ему не хотелось.
— Никак нет, — ответил Арбузов, не сумев скрыть внутреннего раздражения.
— Вот и хорошо. — Завойко сделал вид, что интонация помощника ему показалась нормальной. — Пусть люди сегодня помоются в бане, приведут себя в порядок. Сами отдохните. Утром — за дело.
— Да-да, конечно, — растерянно ответил Александр Павлович и, вяло попрощавшись, пошел в сторону казармы, где временно разметились прибывшие с ним солдаты.
Он теперь думал о том, как сообщить им, что обещанную неделю отдыха люди не получат…
Побеседовав с Арбузовым, Завойко собирался съездить в Старый Острог, навестить командира «Авроры». Однако надобность в поездке к горячим источникам неожиданно отпала — Изыльметьев в этот день появился в городе сам…
Пролежав в постели около месяца, командир фрегата преодолел кризис и заметно пошел на поправку.
— Недельки через две, Иван Николаевич, будете твердо стоять на ногах, — пообещал ему корабельный доктор Вильчковский, только что сам оправившийся от болезни. — Старайтесь больше есть, набирайтесь сил.
Но вот до горячих источников дошло сообщение, что еще в марте началась война России с Англией и Францией, и Изыльметьев заторопился к своему кораблю.
— Не держите меня, доктор, я здоров! — категорически заявил он Вильчковскому.
Тот взмахнул руками, запротестовал:
— Никуда я вас не пущу! Две недели, как минимум, надо лечиться.
— Недосуг ныне хворать да в постели нежиться, упрямо сказал Изыльметьев. — Время не такое. Надо готовить «Аврору» к выходу в океан.
Корабельный доктор, несмотря на свою настырность, профессиональную настойчивость, не сумел удержать командира фрегата, не устоял перед «упрямым Стариком».
Завойко, узнав, что Изыльметьев прибыл из Старого Острога, пригласил его к себе домой. И вот губернатор Камчатки и командир фрегата сидят за небольшим столиком под тенистым деревом рядом с зеленым флигелем и пьют чай. Два старика — щупленький повар Фрол и «добрая давняя нянька» в губернаторской семье, бывший денщик начальника Аянской фактории РАК, тучный и седой Кирилл — захлопотали около хозяина и гостя.
— Благодарю вас, ступайте, — сказал Василий Степанович.
Старики удалились.
Двухэтажный флигель Завойко приткнулся к подножью Петровской горы в том месте, где она круто спускалась к Петропавловской гавани. Окна фасада уставились на Никольскую сопку. Выше флигеля саженей на двадцать, в губернаторском саду, стоит памятник Витусу Берингу. Оттуда доносятся звонкие веселые голоса ребятишек. Там
забавляется со своими детьми жена Василия Степановича, Юлия Георговна. У нее, тридцатипятилетней, теперь их девять. На многодетной женщине, доброй и жизнерадостной, держится весь домашний очаг. А дети так еще малы: старшему, Жоре, — двенадцать лет, Степе — десять, Паше — восемь, Кате — семь… С ними трудно. Конечно, без нянь не обойтись, но гувернантки нет. Сама мать, как умеет, воспитывает и учит детей. Благо у «первой дамы Петропавловска» запас знаний богатый да и сама прекрасного воспитания. Изыльметьев узнал от Василия Степановича, что Юлия Георговна выросла в знатной ученой семье. Ее отец Георг Густав Людвиг Врангель был профессором лицея в Царском Селе, ныне — преподаватель в Петербургском университете. Дед Юлии Георговны по матери, Илья Семенович Яковкин, также был профессором университета. А главный правитель Российско-американской компании адмирал Фердинанд Петрович Врангель — ее дядя.
Молодая женщина из знатной и благородной семьи с отменным домашним воспитанием много лет разделяла тяжелую участь мужа-моряка, теперь — губернатора Камчатки.