манский клиппер «Магдалина». Оба под разгрузкой стоят.
— Знаю, — отозвался Арбузов. — Об этом и разговор завел. Да, вижу, не вовремя зашел. Губернатор сегодня не с той ноги встал. То ли плохой сон увидел, то ли жена с кровати сбросила. Доложите ему о состоянии батарей без меня.
Мровинский промолчал, раздумывая, как ему поступить. Он по опыту своей службы давно уяснил: без вызова у начальства лучше не появляться, когда оно в плохом расположении духа. Инженер-поручик об — этом и намеревался сказать Арбузову, но не успел. В прихожей появился местный священник Георгий. Русоволосый, худощавый, с реденькой бороденкой, облаченный в черное саржевое одеяние, он, запыхавшийся от быстрой ходьбы, хотел что-то сказать, но не мог.
— Пра… пра… вославные! — с трудом выговорил священник. — У себя его светлость?
— Не торопитесь, батюшка, — придержал его Арбузов. — Отдышитесь. Этот господин, — он подбородком показал на Мровинского, — тоже к губернатору.
— Ради Христа прошу, пропустите меня, — взмолился отец Георгий. — Неотложной важности дело…
— Если не тайна, какое? — полюбопытствовал Арбузов. — Мы тоже с пустяками к губернатору не ходим.
— Святая тайна, — ответил священник и, опасливо оглянувшись, тут же заговорщицки сообщил — Церковь, рабы Божьи, обворовали! Все, что на ремонт храма «Господнего собрали, подчистую антихристы выгребли. Иконы ободрали. Вот страсти-то Господни!
Арбузов взглянул на инженера и тот его понял.
— Проходите, батюшка, — уступил дорогу Мровинский. — У вас случай чрезвычайный.
Священник скрылся за дверью.
— Чрезвычайный! — иронически произнес Арбузов и грустно улыбнулся. — Напротив, Константин Осипович, случай по этим местам весьма ординарный. Я нахожу, что служивые тут ужасно развращены. В порту, заметьте, господствует старая, крайне суровая система управления, по вине которой совершенно испортились дальневояжные матросы. Они обратились в людей, промышляющих беспорядками и воровством. В таком нравственном настроении состоят почти все команды ныне моего Сорок седьмого флотского экипажа. В этом хаосе и неурядице единственную надежду можно возлагать лишь на вновь привезен-
ных нами солдат-сибиряков и команду фрегата «Аврора».
Мровинский не поддакнул и не возразил. Он сам был свидетелем вольного разгула моряков флотского экипажа и солдат инвалидной команды. Недавно кто-то обворовал кабак, а кто-то из озорных побуждений опрокинул конфетную лавку. Вначале думали, что это по-прежнему бесчинствуют иностранцы. Известно, что нахальные чужеземцы много внесли в городе беспорядков. Однако строгие меры, предпринятые губернатором, возымели действие. Беспощадная порка плетьми и лозой, моченой в соленом рассоле, холодный и голодный карцер сказались на поведении иностранных китобоев. Они заметно присмирели. Факты грабежа и воровства сократились, но, к сожалению, не прекратились. Когда стали разбираться с последними случаями бесчинства, убедились, что в кабак лазили русские экипажные матросы, а конфетную лавку перевернули солдаты инвалидной команды.
— Если служивых и впредь будут кормить так скудно, — проговорил Арбузов, — я н€ поручусь и за этих, ныне скромных, непорченых солдат сибирской роты. Голод — не тетка. Губернатор это понимает. Не зря ведь из трехсот казенных коров он двадцать лучших отобрал для свое» фермы…
Мровинский последнюю фразу как бы пропустил мимо ушей.
— И все-таки я думаю, — сказал он, — в грабеже церкви не следует грешить на своих людей. Христиане, по-моему, Божий храм осквернять не станут. Воры не провизию же в церкви промышляли. Там, надо полагать, золотишко было. На него, скорее всего, иностранцы позарились.
— Возможно, — ответил Арбузов. — Пока не найдем злоумышленников, ничего определенного сказать нельзя. В первую очередь поспрашиваем своих людей, может, что и прояснится.
Александр Павлович попрощался и ушел. Ему захотелось самому найти украденное, обличить воров. Губернатору такое дело наверняка понравится. Завойко убедится, какой у него расторопный и умный помощник. С этой целью Александр Павлович и разослал с десяток солдат-сибиряков по порту. Те, выполняя тайное указание помощника губернатора, побывали в подвалах и на чердаках казенных зданий, куда доступ был свободным, осмотрели все потаенные места, где, по их предположению, могли
быть спрятаны украденные вещи. И поиск дал плоды: на одном из чердаков солдаты нашли под старыми плетеными корзинами… десять тюков серого сукна — пятьсот аршин!
Узнав, что из церкви никакое сукно не пропааало — оно там никогда не водилось, — Арбузов поспешил сообщить о находке губернатору.
— Вот! — Александр Павлович положил в кабинете Завойко на пол тюк и доложил как и где фельдфебель сибирской роты обнаружил кем-то спрятанный казенный материал.
Губернатор доклад своего помощника выслушал с явным недовольством.
— Что за материал? — спросил он, нахмурив брови.
— Вступая в отправление своих обязанностей по порту и флотскому экипажу, — сообщил Арбузов, — я на первых порах заметил неполноту показанного по ведомостям провианта…
— Почему до сих пор молчали? — спросил Завойко.
— Нужно было уточнить, а на сверку и сводку наличия имущества с ведомостями недоставало времени. Пятьсот аршин серого сунка в ведомостях значится с пометкой моего предместника господина Фрейганга: «Употребить на теплые одеяла для моряков флотского экипажа». Я и полагал, что оно употреблено по назначению. А теперь, извольте убедиться, злоупотребление налицо.
— На сверку и на сводку у вас не хватило времени! — недовольно отозвался Завойко. — Усматриваю в этом и нечто иное…
— Что усматриваете?
— Ваш странно легкий подход к приему материальных ценностей, — обвинил помощника Завойко.
— Так я же вам докладывал, что по ведомостям…
— Не припоминаю.
Нет слов, тяжел у Арбузова характер. Об этом, конечно же, знает Завойко. Губернатор знакомился с личным делом помощника, с его послужным списком. Каких только там нет записей: «склонен к самовольству», «с сослуживцами не уживчив», «горазд учинять скандалы»… Но и у Завойко характер не мед. Нежный муж и любящий отец, Василий Степанович неузнаваемо придирчив и строг на службе. Сам не знающий покоя, он требовал полезной отдачи от других и не терпел возражений, оговорок, оправданий. Не скупясь на разносы и наказания, губернатор
на расстоянии держал от себя офицеров, не допуская с их стороны фамильярности, а для нижних чинов всегда тесна была гарнизонная гауптвахта, не пустовал карцер.
И вот нашла коса на камень: до раздражительности не уступчив Арбузов, до упрямства настойчив Завойко.
— Фельдфебеля рекрутской роты от должности отстранить! — распорядился губернатор.
— За что? — возразил Арбузов. — Фельдфебель нашел сукно.
— Кто умеет находить спрятанное, тот способен надежно спрятать ворованное сам, — недовольно проговорил Завойко. — На его место назначить Степана Спылихина. Кто еще с вами принимал вещевое имущество?
— Подведомственный мне комиссар господин Руднев.
— Руднева посадить на гауптвахту на десять суток.
— Как понимать?
— Выполняйте!
Арбузов стоял набычившись. Его лицо багровело.
— Это.. — Он искал слово, чтобы заменить подвернувшееся «самодурство». — Это самоуправство.
— Прекратите пререкания! — повысил голос Завойко.
— Вы со мной разговариваете как с низшим чином…
Арбузов поднял с пола тюк сукна, недовольно крякнув, вышел из кабинета.
На следующий день, 10 августа, Александр Павлович, получил через вестового от губератора предписание. В нем было сказано, что капитану 1 ранга Арбузову А. П. (без-указания должности) «предлагается отправиться для ознакомления со страною до селения Усть-Большерецк». Александр Павлович с интересом рассматривал предписание. Он чего-то недопонимал. Неожиданное решение губернатора, без предварительного разговора о поездке, казалось странным. Усть-Большерецкое селение расположено на западной окраине Камчатки, на берегу Охотского моря. От Петропавловска по суше до него ни много ни мало — триста с лишним верст. Но туда, как понял Арбузов по предписанию, придется отправиться морем. Это вдвое дальше. Нужно будет обогнуть южный мыс Камчатки и потом следовать на север вдоль западного побережья. Сколько на такую «прогулку» уйдет времени! А ведь не позднее, как двое суток назад Василий Степанович говорил ему же, Арбузову, о больших работах в порту, которые производятся все еще медленно, торопил содействовать быстрейшему сооружению батарей, ибо, по заверению За-