— Пропуск! — потребовал Яблоков и, услышав правильный ответ, спокойно произнес — Один — ко мне, остальные — на месте!
В подошедшем Максим узнал полицмейстера. Унтер-офицер знал и помнил Губарева морским офицером. В недавнем прошлом моряк, командир экипажей малотакелажных судов, Михаил Дмитриевич по велению губернатора Камчатки полгода с нескрываемым неудовольствием пребывал в новой должности, нося погоны поручика.
Следом за Губаревым приблизились двое нижних чинов из его же службы. Одеты все по-охотничьему, в штатское, с ружьями. Унтер-офицер доложил поручику, что на посту наблюдения происшествий не произошло.
— Расскажи, Яблоков, где сейчас иностранцы, что слышно в море, — сказал Губарев, устраиваясь на бугорке.
— Все шесть кораблей в двух милях отсюда, — ответил Максим. — Стоят тихо-мирно, ничего от них не слышно.
— К мысу на гребных судах подходить не пытались?
— Никак нет. А что им тут надо?
Офицер настороженно посмотрел на Яблокова: он не понимал беспечного спокойствия унтер-офицера.
— Как что? Они могут подкрасться к посту и схватить вас, — тревожно высказался поручик.
— А мы-то им на кой? — удивился Максим.
— Ты что, шутишь? — недоуменно спросил Губарев. — Нашел время веселиться!
— Никак нет, ваше благородие, не шучу, — серьезно ответил унтер-офицер. — Но чего-то не возьму в голову: зачем американцам нас хватать?
И только тут полицмейстер догадался, что начальник
обсервационного поста пребывает в заблуждении — он принял вражескую эскадру за американскую.
Яблоков слушал офицера с раскрытым ртом.
— Мать честная! — вырвалось у него. — А я-то, дурак, еще из пушки пальнул — приветствовал пароход!
— Что дурак — это точно! — в сердцах сказал полицмейстер. — Мог бы и заметить, что на пароходе название замалевано.
— Никак нет! — возразил Яблоков. — Было название. Я его на земле нарисовал.
— Покажи, — потребовал Губарев.
Когда поднялись на вершину мыса, унтер-офицер показал на крупно вычерченные штыком латинские буквы.
«Virago», — прочитал полицмейстер и сделал вывод:.— Английский пароход. — Он озабоченно прикусил губу — Плохи, Яблоков, наши дела…
Подробно расспросив унтер-офицера, какие корабли составляют эскадру, поручик обеспокоенно сообщил, что из порта этой ночью исчезли два американца, те бездельники, которые осенью прошлого год сбежали со своего китобоя и остались в Петропавловске. Они заподозрены в ограблении церкви.
— Злодеи улизнули у нас из-под самого носа, — скорбно произнес Губарев. — Они из твоих же сигналов узнали, что к Камчатке подошла чужая эскадра и сиганули в лес. Оборванцы-американцы любыми путями попытаются попасть на чужеземный корабль. Это очень опасно. Чтобы выслужиться перед своими «спасителями», грабители расскажут о нас все, что знают…
— Стоп! — Яблоков звучно хлопнул себя по лбу. — О, дурень! — простонал он. — Бьюсь об заклад: не медведь сюда приходил!
Максим рассказал полицмейстеру о полуночном происшествии.
— Может, и не медведь, — неопределенно произнес Губарев. — Ну, а если это были американцы, куда они направились? Впрочем, лес большой и густой…
Дождавшись рассвета, поручик и унтер-офицер рассмотрели в кустах следы. По свежепримятой траве они без труда определили, что ночью к посту подходили два человека.
Губарев со своими людьми исчез в лесу. Яблоков заторопился к шалашу, чтобы сообщить Плетневу потрясающую весть: рядом с мысом стоят вражеские корабли!
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
18 АВГУСТА
Ночь с 17 на 18 августа в порту прошла спокойно. Неприятель не появился в Авачинской губе и утром. Это наводило петропавловцев па большие раздумья. Одни полагали, что чужеземные корабли задерживаются из-за штиля, другие относили задержку к неторопливости врага, сознающего свое полное превосходство над силами камчатцев. Что такое, говорили они, для противника штиль, когда у него есть пароход, который мог бы давно перетянуть корабли в глубь губы? Третьи хотели верить, что враг испытывал неуверенность.
Ближе к полудню ветерок зарябил воду, и с Бабушкина мыса просигналили: «Пр иближаются шесть кораблей». Вскоре оттуда еле слышно донеслись выстрелы фаль-конета. В ответ громыхнули тяжелые орудия. Пстропав-ловцы поняли, что обсервационный пост и противник обменялись «приветствиями».
Несколько долгих часов томительного ожидания. И вот наконец-то из-за Ракового перешейка появился знакомый трехмачтовый пароход. Теперь он шел под английским флагом — голубым с белым крестом.
— Давно бы так! Обманывать честных людей подло! — сказал Завойко и оглянулся. За его спиной, на вершине Сигнального мыса, гордо развевался Российский флаг.
Следом за пароходом появились французский бриг, два английских фрегата, французский фрегат и корвет. Корабли медленно разворачивались, намереваясь идти к берегу вдоль Ракового перешейка. Губернатор рас-
смотрел среди ординарных вымпелов два адмиральских флага, на английском и французском фрегатах.
«На Петропавловск идут две эскадры, — мысленно произнес он. — Армада! Почетно…» По его беглому подсчету, на бортах кораблей было свыше двухсот пушек.
— Орудия — к бою! — подал команду Завойко и обнажил саблю. Он ждал, когда корабли подойдут на расстояние дальнего пушечного выстрела.
Первым, неожиданно для губернатора, громыхнуло орудие с межсопочного перешейка, с той батареи, откуда не видно Сигнального мыса и не слышно команды. Завойко знал, что у лейтенанта Александра Максутова орудийная прислуга собрана из рекрутов, а потому предположил, что преждевременный выстрел произведен случайно, без команды командира батареи. Бесприцельно выпущенное ядро вызвало у противника оживление: дружный смех с кораблей донесся до берега.
Губернатор стоял с поднятой саблей. Батареи молчали. Как только первый фрегат сравнялся с Сигнальным мысом, Завойко резанул саблей воздух:
— Пали!
Корабли противника словно ждали его команду. Они открыли пальбу одновременно с береговыми батареями.
В первые же минуты боя губернатор убедился в явном преимуществе корабельных орудий, как своих, так и противника. Они были мощнее и превосходили по дальности полета зарядов, выпущенных из старых портовых пушек. Вражеские ядра засвистели над головами артиллеристов Сигнального мыса, вздыбили землю над другими батареями. Однако и с берега заряды пушек, снятых с «Авроры» и «Двины» долетели до цели. На фрегатах и пароходе были бомбические орудия, но враг сделал из них (видимо для устрашения) только одиночные выстрелы.
Противник довольно-таки быстро определил предельную дальность орудий с берега и, отступив, не выходил из безопасной зоны. Он продолжал огонь, не нанося большого вреда защитникам Петропавловска. Чтобы разрушить прочные батареи, вывести из строя орудия, нужно было кораблям приблизиться к берегу, но они этого не делали, опасаясь получить повреждения.
«Осторожно сражаются, — заметил Завойко. — Хотят победить без урона со своей стороны. Приноравливаются. Ну, что же, поглядим, как они умеют воевать. Бой покажет, кто и на что способен…»
Сражение, продолжавшееся в течение часа, кончилось в половине шестого, задолго до сумерек. Ни убитых, ни раненых среди петропавловцев не было.
Эскадра развернулась и отошла в глубь бухты. Корабли стали на якорь в двух милях от восточного берега, напротив порта. Враг осознавал превосходство собственных сил и открыто подчеркивал перед глазами защитников Петропавловска свою небоязнь.
Англо-французская эскадра напоминала губернатору стаю волков, которая застала в пустыне путников у разведенного костра.
Хищники находятся рядом и терпеливо ждут, когда у людей кончатся питание, патроны, потухнет огонь: рано или поздно это произойдет, и жертвы неизбежно будут растерзаны.
Завойко старался подробнее разгадать замысел врага. Неприятель навязал короткий бой, чтобы выявить огневые точки, представить мощь береговых батарей. Да, враг знает, что против него выставлены всего четыре батареи. Не укрылись, конечно, от глаз и русские корабли — их мачты видны над перешейком. Наверное, противник догадывается и о двух батареях, расположенных севернее порта. Нет, англо-французы не пожелают быть в роли волков, ждущих, когда у людей иссякнут огонь и питание. Союзники посовещаются, разработают подробный прожект взятия города и завтра обрушатся на него всей своей мощью.